Вышел, одевшись потеплее, на улицу. Туман, мороз, жуть несусветная. Хорошо, что Шавкунова недалеко, сравнительно близко от моего дома. Иду, бодрюсь. Вот и знакомый деревянный дом с резными наличниками, калитка с кованой железной ручкой. Захожу смело во двор, и, немного потоптавшись перед дверью, стучусь.
Дверь мне открыла Ольга и, как ни в чем не бывало, радостно сказала: «Проходи, Борис, бабушка давно ждет тебя. Исстрадалась совсем».
Я снял пальто в коридоре, стащил с ног тяжелые пилотские унты, надел мягкие тапочки. В доме было очень жарко натоплено. Хорошо.
Арнольд, муж Ольги, сидел в гостиной задрав ноги на стул, что – то читал. Я знал его давно, с пионерских пламенных лет, когда он был у нас в школе председателем Совета дружины, и мы, рядовые члены, отдавали ему салют при встрече. Но сейчас я, конечно, ему руку не вскинул, но вежливо, по – джентльменски поздоровался, ибо он был все – таки человек культурный и весьма начитанный, – не то что я, сорванец бывший «заложный». Помню, он любил всегда всякие заграничные штучки, неплохо играл в настольный теннис. Однажды в городской библиотеке, куда я забрел случайно, он колоссально читал лекцию о французских художниках, об искусстве тамошнем вообще, в котором, видать, Арнольд разбирался, как повар в бифштексах. Ну, это было раньше. А теперь?
А теперь, как ребята рассказывали, он нигде не работал, и жили они с Ольгой, за неимением собственной квартиры, в бабушкином доме. Тесновато им, однако, тут. В коридоре громоздились какие – то мешки, ящики… В гостиной было полно всяких книг, рулонов бумаги и холста. У стола стоял большой мольберт.
– Ты, Арнольд, теперь что, рисуешь? – спросил я не из любопытства, а так, чтобы прервать как – то наше долгое молчание.
Но вместо ответа на мой вопрос он задумчиво, несколько суховато спросил:
– Ты, разумеется, был весьма удивлен, получив эту телеграмму? – перевернул страницу «Юманите». Разумеется, Арнольд знал хорошо французский и даже, как говорили, эсперанто. – Дело в том, Борис, – продолжал он, – что Агриппина Тарасовна сейчас лежит в тяжелом состоянии, можно даже сказать – при смерти находится. Весьма ридлитично, что она чрезвычайно жаждет поговорить с тобой, желает оставить тебе какой – то ящик. Ведь ты, дружок, интересуешься антиквариатом, не так ли?