Данте внимательно оглядел фреску. Фигуры как будто оживали, стоило только на них посмотреть. Христос в киноварном хитоне и небесного цвета накидке, пристально смотрящий в глаза Иуды и объятый его золотисто-охристым плащом. Развёрнувший торс винтом и укутанный в лиловую мантию с золотой каймой низкорослый первосвященник Иосиф Каиафа с чёрным тфилином на лбу, упрямым повелительным жестом указывающий стражникам на фигуру Христа. Гневный Пётр, резко отсекающий мечом ухо рабу, вот было схватившему за рукав Сына человеческого. Повернувшийся к зрителю спиной в холодном одеянии стражник останавливает Петра, оттягивая складки его рыжего плаща. Два дугообразных силуэта мрачной копошащейся толпы на заднем плане. Сцена то судорожно немеет и застывает, концентрируясь на объятии центральных фигур, то вновь наполняется гулом, шорохами и пульсацией ритмов. В мимике лиц героев, в каждом их жесте и повороте подспудно ощущается невероятное напряжение. Почти все очертания лиц – разнонаправленные профили. В правой стороне факелы красного огня зловеще вознеслись над толпой. Стражник затрубил в белый рог, предвещая роковую развязку…
– Ты так внимательно прописываешь складки ткани на передних планах, Джотто! Я словно прорываю гладь сырой штукатурки и вхожу туда, вглубь. Кожей ощущаю монолитность и плотность каждого объёма. А плащ Иуды – он же светится золотом, блестит, переливается! И нимб над головой Христа тоже ярко выделен. Только Его нимб – солнечно-жёлтый, а плащ Иуды с едва заметным рыжеватым оттенком нежного молозива или цвета свежего персика… И образ Иуды как будто мне знаком…
– Да, золото, друг мой, особенно прекрасно на холодном фоне – там, где синяя мгла и пурпур одеяний. Сияние золота всегда ослепляет. Оно таит в себе то ли богатство, то ли соблазн, то ли святость, то ли предательство. Сразу не разберёшь…
– Как ты полагаешь, – рассудительно спросил художника Данте, – о чём в этот момент думает Иуда, что он осознаёт?
– Ничего. Он просто упивается своей мнимой победой и наполнен чувством превосходства. Он это совершил, он стал на время хозяином ситуации, сделал всё так, как именно он задумал. Все думали, что воля Учителя незыблема, но стоило ему только захотеть – и сам Мессия, прознанный народом Царь Иудейский, стал беспомощным в окружении стражников.