Данте продолжил рассматривать роспись, на мгновение оторопев в задумчивости, а затем одобрительно кивнул в сторону друга и, невольно погрустнев, крестообразно прижимая к груди края плаща, удалился из помещения.
Русское раздолье, мягкое мерцание солнечных лучей, переливчатый снег… Хилые деревья под вьюжный посвист вязнотканными ветвями сцепились друг с другом, скучковавшись редкими группами, словно пытаясь согреться на одиноком пути. По автомобильной трассе вдоль широкой заснеженной поляны мчится белоснежная «Лада» – белое на белом… В серебристом мареве стали отчётливо видны горделивые очертания Благовещенского собора, построенного в стиле «ампир». Он контрастирует с выстроенным в длину возле него одноэтажным приземистым домиком с треугольным очертанием крыши над главным входом и розовато-охристыми стенами. Вот низкий деревянный забор цвета лучшей летней поры оживил холодный колорит бескрайнего пространства. Уже близко: мелькают телеграфные столбы, деревянные домишки выстроились рядком, жёлтая полоска трубопровода, ограды, ворота… Ясень приветливо встал у проезжей тропы. Меж затейливо-резных сельских изб крупным коробом выделился двухэтажный дом. Автомобиль подъезжает к воротам. Вместе с высоким седым и худощавым мужчиной средних лет, уверенно шагающим к входу, мельтешит по сугробам девушка в светлой одежде. Резво отозвалась на приход хозяев лохматая лайка, привязанная на цепи. «Юми, сидеть, свои!», – скомандовал псу вошедший во двор хозяин. – Ну разве это охранный пёс? Кошка великорослая», – саркастично заметил хозяин, увидев, как его дочь нежно приглаживает собачьи вихры. Ловкими касательными движениями он стряхнул снег с одежды.
За изгородью кипучая атмосфера деревенского двора в зимнюю стужу бойко обнаружила себя внезапно пробудившимися голосами мекающих, кудахтающих и крякающих существ.
– Лида, а ты воду козлятам носила? – послышался с крыльца сиплый женский голос.
– Утром наливала. А что? – в тембре меццо-сопрано ответила девушка-подросток.
– Иди-ка скорее ещё добавь. Козы уж больно беспокоятся сегодня весь день.
– Ща прямо выбегу в холод, – меццо-сопрано заметно перешло в контральто. – Мам, ну сколько можно! Хватит там им питья.
– Иди налей – кому сказала! Вечно не допросишься…
Проступи лестницы у крыльца сухо затрещали под тяжестью сапог вернувшихся с поездки родственников.