— Большую часть упомянутых слухов я
сам и выдумал, — с некоторой гордостью подал голос хозяин храма. —
Люблю путать людей! Это весело.
— Другой вопрос — ты-то откуда это
знаешь? — продолжила Кролина. — Ну, что он — бог?
— Она мне нравится! — повертелся на
троне Хануман. — Умная, сильная и красивая! Клянусь своим хвостом,
это самая достойная из всех приключенцев, что входили в двери моего
дома!
— Спасибо, — немного кокетливо
ответила ему Кролина.
— А вот ты, Хейген, меня раздражаешь,
— насупился бог. — Я тебе говорил — не возвращайся сюда, худо
будет?
— Говорил, — подтвердил я. — Причём
дважды.
— Но ты не желаешь меня слушать, —
глаза черепа блеснули багровым светом. — И я не понимаю — почему?
Потому ли, что ты глуп? Или оттого, что строптив? А может, по той
причине, что тебе просто плевать на меня как на божественную
сущность? Дескать — кто такой этот Хануман? Смешная обезьянка! Он
не так силён, как Витар, не так красив, как Лилит, не так мудр, как
Месмерта, и не так могуч, как Чемош! А? А? Я прав?
В зале запахло озоном. Скверный
признак.
Хорошо еще, что Назира с нами нет. Он
бы уже за саблю схватился.
Вот только не очень-то я в праведный
гнев Ханумана верю. Нет, выглядит это все реалистично, и череп вон
уже как прожектор сияет. Только что-то тут не так. За две
предыдущих встречи я это существо более-менее изучил, потому точно
знаю — захоти он меня убить, так уже это сделал бы.
Значит — пугает. Или хитрит, по
своему обыкновению.
И ещё — он помянул всех богов,
включая павшего Чемоша. А про Тиамат — ни слова. С чего бы?
— Воительница, — бог спрыгнул с
трона, положил на сиденье череп, предварительно погладив его по
лысинке, и подбежал к Кролине. — Как ты прекрасна! Твои глаза
сравнимы только с самыми яркими звёздами, твои уста алее утренней
зари! Как сильны твои руки! Как длинны твои ноги! Нет, нет,
положительно, я не вправе подвергать тебя опасностям, что ждут
героев в моих подземельях! Не прощу себе, если с тобой там что-то
случится! Что тебе надобно от меня? Подвески королевы Запада? Так
возьми их!
Скрежетнула левая дверца шкафа,
стоящего у одной из стен, и добрая сотня подвесок, висящих на
гвоздиках, вбитых в стенку, ослепила нас сиянием бриллиантов, грани
которых отразили свет факелов.
— Иди и возьми! — вытянул в сторону
шкафа Хануман. — Они — твои.