Разговор этот меня сильно удивил, и
даже где-то обрадовал — ведь ранее я полагал, что в руководстве
империи процветают авантюристические взгляды на внешнюю политику,
однако всё оказалось совсем не так. Безусловно, что-то в ближайшие
годы должно было произойти… Изменилось же отношение к вопросам
экспансии на Дальнем Востоке?
Ну да ладно, у меня собственная
авантюра начала рождаться!
Будущая Испано-американская война…
Американцы желали обеспечить господство в Атлантике и Тихом океане
за счёт ослабевшей Испании — понятное и естественное в их положении
желание. Насколько я себе представлял: Куба позволяла
контролировать подходы к будущему Панамскому каналу, А Филиппины
были удачно расположены в Тихом океане. В настоящий момент САСШ не
являлись противником России, по крайней мере открытым противником…
И портить с ними отношения из-за давно загнанной под шконку Испании
смысла не было…
Однако у меня прямо-таки чесались
руки слегка подгадить «соседям»… Желание это было иррационально, а
значит, вредно — поэтому я стал думать о том, какую выгоду можно
было с предстоящих событий получить…
Немного посидев за столом, глядя в
потолок, а после, подышав жарким воздухом у распахнутого окна,
вызвал секретаря. Самостоятельно писать письма я не пытался — и
даже представить себе не мог, что когда-либо смогу это сделать…
Поэтому указания для князя Лобанова-Ростовского пришлось
диктовать.
***
Алексей Борисович! Прошу в
возможно короткий срок подготовить для меня записку о состоянии
наших взаимоотношений с Испанией.
Николай.
***
Когда Танеев протянул лист бумаги мне
на подпись, я сначала замешкался, а затем старательно вывел росчерк
императора, благо, что уже немного успел потренироваться в
одиночестве хотя бы в этом…
А подумать об ускорении строительства
железной дороги до Владивостока и о прекращении работ в Либаве не
успел, так как на перенесённый с вечера доклад явился военный
министр Ванновский[7], а вслед за ним незапланированного приёма
попросил Трепов.
А ещё Танеев передал записку от
Мама, которая вновь приглашала Никки на второй
завтрак...
— Твою дивизию... — тихо
выругался я, понимая, что новая порция нервического общения с
«семейством» неизбежна.
К Ванновскому у меня пока вопросов не
было, точнее они были, но я решил не торопиться. Пётр Семёнович
оказался импозантным, похожим на профессора, седым старичком, и
даже борода его была довольно приличной. В отличие от той, что
украшала дварфа-переростка Горемыкина. В прошлую нашу встречу он
благоразумно не вмешивался в скандальное увольнение Дурново и
Горемыкина, да и я к нему не приглядывался — не до того было.