А маменька, то есть Мария Фёдоровна,
его явно недолюбливает.
И вновь, отбросив в сторону
отвлекающие мысли, задаюсь вопросом:
«Что дальше?..» — мне удалось
выиграть немного очков, но, скорее всего, этот выигрыш не перед
придворной сворой, а перед народом.
Но свора близко, а народ русский
далеко... И когда мне этот поступок вернётся сторицей, да и
вернётся ли, неизвестно. Однако мне очень не хочется кончить свою
новую жизнь в расстрельном подвале через двадцать лет. И крайне не
хочется наблюдать, как Россия, страна, которую я хоть и не всегда
взаимно, но люблю, несётся в пропасть. Наблюдать и не иметь
возможности что-либо изменить. А значит, нужно действовать, но
сначала требуется как-то прижиться здесь.
И это сложно! Очень сложно,
практически невероятно. Вокруг двести или триста человек, которые
постоянно общаются с царём, из них около пятидесяти очень знатных и
влиятельнейших особ. И они знают Николая как облупленного, кличут
его за спиной Ананасом, Дурачком, а иногда даже Сусликом... У них
деньги, связи, власть. А у меня самодержавные полномочия и
практически нулевые знания о том, как их использовать.
«Ну что же. Карты сданы, будем
играть...»
Если вокруг меня слишком много людей,
то на первое время нужно их удалить, держать в стороне до того
момента, пока я не обрасту своей командой...
«Будем играть!..» — мне известно о
царствовании Николая II немного, отрывочно, поверхностно — как
почти всем в моём времени... Хотя нет, я, в отличие от большинства
граждан России, всегда интересовался историей. Да, это было
неглубоко! Но было! Кое-что, да осталось в памяти...
«Будем играть!..»
Это наше прошлое или параллельная
вселенная? Не знаю, но какая разница?
«Будем играть!..»
Когда я вышел из дворцовой церкви,
которая, как обмолвился священник, называлась именем Рождества
Богородицы, то в коридорах внезапно взбрыкнувшего царя уже
поджидало представительное собрание.
— Ники, — переодевшаяся в более
простое платье тёмных тонов Аликс бросилась в мои объятья. — Ты так
переживаешь за свой народ... Завтра нам нужно обязательно посетить
пострадавших: говорят, их разместили в Старо-Екатерининской
больнице.
— Непременно, душа моя, — сухо
ответил я, отставляя императрицу, хотя тело реагировало гораздо
теплее.
«Но нельзя, пока нельзя... Опасно...
Впрочем, ради конспирации, да и голова уже весьма дурная...»