– Не знаю, что ответить, ваша честь. Я лишился чувств и не помню, что было дальше, вероятно пистолет был втоптан в песок.
– Вы готовы повторить это под присягой?
– Да, ваша честь.
Капитан переглянулся с Берендорфом и приказал профосу заменить повешение двадцатью палочными ударами. Обратившись ко мне, он добавил:
– Вы мичман, наказаны достаточно. Можете быть свободны.
– Хитрый тихоня украл у меня Бакстона, – услышал я, отходя от судьи.
– Опомнитесь, сэр, он украл его не у вас, а у веревки, – отвечала леди N.
Вечером того же дня, закончив записи в судовом журнале, что составляло одну из моих обязанностей, занялся я составлением письма к леди N – занятием для меня не менее регулярном, чем заполнение таблиц о скорости ветра и смене галсов. Я никогда не помышлял о том, чтобы доставить свои послания адресату, предоставляя их участь пламени свечи сразу после того, как заканчивал последнюю фразу, и стремился только к тому, чтобы дать выход переполнявшим меня чувствам.
«Ваша светлость..», – писал я, стараясь тонкими росчерками придать литерам максимальную их привлекательность.
Дверь отворилась, и захлопнув журнал, я вскочил, приветствуя сэра Эдгара.
– Сэр, – проговорил он, – леди N прислала меня спросить вас, человек ли вы, и может ли сэр Берендорф ожидать вас к ужину?
– Передайте леди N утвердительный ответ на оба эти вопроса, – отвечал я и хотел было прибавить, что я, к несчастию, более человек, чем это может показаться, но удержался.
Некоторое время после ухода моего гостя я шагал взад и вперед по каюте между висячими койками, стараясь унять волнение, вызванное его необыкновенным сообщением. Я не мог придумать ему объяснение, кроме того, что капитан, тронутый моим участием к судьбе своего любимца и уверившись в моей скромности, решил сменить гнев на милость, и вернуть мне, если не благосклонность, которой я никогда не имел, то хотя бы возможность появляться в обществе офицеров и его семейства. Мои размышления вновь были прерваны дверным скрипом, и внушительная фигура Бакстона загородила, льющийся сверху свет.
– С вашего позволения, сэр, – проговорил он, теребя в руках шляпу, – Мне больше по душе стоять тут перед вами, чем болтаться на рее. Не обратись вы к капитану, мне ее было не миновать.
– Пустяки, – отвечал я, – и вы на моем месте, так же бы сделали.