— Это что, табакерка? — Еще не открыв плоскую коробочку из
золотистого металла, Видо уловил тонкий запах дорогого табака. —
Курите?
— Я — нет, — почему-то опять смутился Ясенецкий и торопливо
пояснил: — Отто Генрихович курит. И вечно забывает папиросы дома
или в машине, а потом нервничает. Еще и курит один-единственный
редкий сорт, за которым просто в магазин не сбегаешь… В общем, я
привык на всякий случай носить запасные! Ну и вот…
Видо кивнул, закрывая табакерку и откладывая в сторону.
Интересно, чего тут можно стесняться? Позаботиться о забывчивом
наставнике, который тебе еще и начальник, долг любого разумного
человека. Герр Ясенецкий — человек безусловно разумный и
почтительный подчиненный. Вполне достойно.
— А это…
Странная металлическая штучка не наводила вообще ни на какие
мысли. Единственное, что мог понять Видо — на плоском боку какая-то
витиеватая гравировка.
— Это… зажигалка, — отозвался Ясенецкий и как-то неуловимо
напрягся. Впрочем, сразу объяснил причину своей тревоги. — Если
можно, я хотел бы получить ее обратно. Или хотя бы очень прошу не
потерять. Это единственная память… о родителях. Мама подарила ее
отцу, там и надпись есть…
— Вы сирота? — Видо покрутил тяжелую безделушку в руках и
положил на стол бережнее, чем все остальное. — Господин Фильц,
сделайте пометку, что вещь ценная… Родных совсем нет?
Это бы многое объяснило… Умный честолюбивый юноша, вынужденный
самостоятельно пробиваться в жизни, это прекрасный вариант для Той
Стороны!
— Я живу с бабушкой, — с той же подкупающей правдивостью ответил
Ясенецкий и добавил так тоскливо, что Видо невольно пробрало
сочувствием: — Она с ума сходит, наверное… И Отто Генрихович, и
Розочка Моисеевна… И Марина… — Он говорил так устало и отстраненно,
что было понятно — уже думал об этом не раз. — Они же никогда не
узнают, куда я пропал.
— Мне жаль, — сказал Видо, ничуть не покривив душой, потому что
ему и в самом деле было жаль.
Не самого Ясенецкого, а тех, кому его исчезновение причинило
боль потери близкого. Впрочем, в некоторых случаях неведение —
благо. Хм, а ведь такое ощущение, что бабушку и своего наставника
он любит. Как и еще какую-то даму, родственницу, наверное. И
девицу, с которой тогда был… Да, явно не одиночка. Странно
даже…
Видо достал еще пару мелочей — связку ключей с брелоком в виде
забавного человечка, несколько замысловато согнутых проволочек —
«скрепки для бумаг», отличного качества карандаш. А потом с
недоумением вынул самую большую вещь, лежавшую в отдельном
отделении сумки — пакет из оберточной бумаги, в котором оказалось
несколько клубочков разноцветных пушистых ниток. Даже пересчитал их
зачем-то. Мшисто-зеленый, ярко-травяной, тыквенно-желтый и два
коричневых разного оттенка — всего пять. А к ним самый обычный
крючок — точно такой же он сотни раз видел в руках у фрау
Марты.