Механик самолёта. Одиннадцать букв.
Подающий в бейсболе. Шесть букв.
Резервуар для транспортировки жидкостей. Восемь букв.
Для них я был двадцатилетний евнухоид. Пацан, который не видел жизни.
Но они славные ребята. Отыгрывать роль так называемого юнги весьма забавно.
Так же были Клод, – его тонкие усы могли выдать его за большого ценителя, – Кевин – Пелена испарин на его большом лбу ослепительно блестела, – и Жак, – С этим парнем шутки плохи.
Все они были обычными рыбаками. И теперь я сам стал обычным рыбаком.
Иначе говоря:
Пошутите над Жаком, и он избавит вас от тягостного бремени лишних зубов.
Пошутите над Кевином, и этот толстосум будет ходить понурясь весь день.
Пошутите над Клодом, и ему будет плевать.
О, посмотрите на эту тушу. От избыточного веса он неуклюже семенит. Этот человек – энциклопедия на двух толстых ногах и с двумя лихорадочно держащими карту ручищами. В самый разгар стремительно развивающегося разговора о шлюхах, его рот раскрылся и изрыгнул: <<А вы знали, что мусульмане мочатся сидя?>>. Все головы повернулись к нему. Затишье. И снова разговор о шлюхах.
Если вы сидите у палаты со своим больным ребенком в местной больнице, то рядом с вами обязательно будет подобный человек.
Здравствуйте, миссис.
Ваш ребёнок болен потому что он слишком игрив.
Как телёнок, случайно прыгнувший в пасть волка.
Таких людей не стоит обделять своим, хотя бы холодным, но вниманием.
Но Джерри, – как и все остальные, – человек обаятельный.
А на палубе, когда ветер свистит в ушах, а по телу пробегает слабая дрожь, твоя кожа бледна как никогда, вдыхая горький табачный дым, что жжет твое горло, все, что происходило ранее, вдруг забыто. Все сконцентрировалось в одну материю, которая исчезла прочь. А осталось лишь: Смех Стива, когда он надулся ромом, запах жаренной рыбы и матрас в каюте, пропитый потом.
Это и есть полное умиротворенное забытье.
Ты не долго находишься на судне, именуемое Ева, но уже стал рыбаком.
На носу скопились спутанные сети, в некоторых из них смердят кишки рыб.
Мойва.
Форель.
Семга.
Тунец.
Трудно разобрать из этого изобилия кишок и голов, что чему принадлежит.
А там, на кухне, в темном углу скопились безжизненные потертые шинели немецких солдат. Все продырявленные пулями.
Я ничего не смыслил в этих удочках и снастях. И, сказать честно, ничего смыслить и не хочу. Возможно, продержусь тут еще неделю, и меня заставят работать.