Моряк - страница 4

Шрифт
Интервал


Снова взгляни в окошко, а там абсолютная тьма. Я сказал Стиву:

– Поздно уже, я пойду посмотрю, что с Жаком, и в каюту, спать.

– Давай, Уильям. – Ответил он.

– И не забудь спросить его, не от моей ли рыбы. – Добавил кок.

Я кивнул. Я семенил к носу судна, где в темноте стоял Жак. Он уперся локтями на перила, и, когда я встал рядом с ним, я заметил его проницательный взгляд вдаль. Я спросил его:

– Жак, что произошло?

– Я уже осатанел от моря. И от рыбы. И от них всех. – Ответил он.

Я ухмыльнулся. Мне нечего у него спрашивать. И пусть француз сам разбирается в своих проблемах.

Он вдруг с укором покосился на меня. Такой взгляд был у моего отца.

Вот ты и поневоле вспоминаешь своего отца. Словно обсессия ударила прямо в сознание, вызывая горестные воспоминания. Он умер от алкоголя. А вот Стиву больше знакома боль утраты. Ведь за свою жизнь он потерял слишком много людей, в том числе, и моего отца. Вы сидите в онкологической больнице, и ждете жену с химиотерапии. Большая злокачественная опухоль прямо в голове. Навязчивые движения и забывчивость. А тело стало таким худосочным и, словно студень, казалось прозрачным. Вот Стив и увековечил свою единственную пассию назвав судно в ее честь. А раньше на этом судне сновали десятки немецких фронтовиков.

А Жак так и прожигает меня своим взглядом. Что же ему нужно, черт возьми.

– Ты, значит, ведь писатель, так? – Сказал он.

– Верно. – Дал сиюминутный ответ.

– А чего тебя понесло сюда, на судно дяди? – Вопросил он.

– Не знаю. – Ответил я, и он замолк, и взгляд его устремился вновь вдаль. И меня он уже не замечал, словно перед ним был непримечательный камень.

Я оставил его наедине со своими грезами.

И вправду, все они, включая моего дядю, были пьяны до полной апатии к окружению. Они распластались по столу и лишь слюни струились из уголков рта. Кок бы, вроде как, в себе, и я решил сказать ему, что все это не из-за рыбы. Но он и так это знал, ведь тарелка Жака не была пустой.

Холод одолел меня, и единственное, что я жаждал более всего, это уютная кровать, на которую я прыгну и, укутавшись одеялом, открою глаза лишь утром.

2

По иллюминатору скатывались многочисленные капли. Здесь кровати две, и обе двухъярусные. Я лежал на самом верху. Отсюда открывается отличный вид на то, как полусонный Клод читает мою книгу. Его зрачки так и бегут по строчкам, а в выражении его лица можно прочитать глубокое, но эфемерное уважение ко мне.