При этом нет никаких доказательств существования каких-либо нагрузок или скоростей, которые могут оказаться для субъекта чрезмерными. У Фрейда, во всяком случае, на это нет ни намека – риторика каких-либо «нервных перегрузок», которой уже тогда злоупотребляли отдельные врачи, была ему не свойственна; для описания субъекта, столкнувшегося с симптомами подобного типа, Фрейду вполне хватало концепта «тревоги» (Angst). Тем не менее, после Фрейда и его первых учеников, более-менее твердо державшихся его экономной риторики, не терпящей лишних понятий, все подобные состояния полностью перешли под ведомство психотерапии разных видов, мастей и языков, чему немало способствовало то, что сам Фрейд, как известно, оставил эту базовую тревогу без объекта.
Восполнить вызывающую, оставленную Фрейдом нишу можно было только полностью оставив медицинский дискурс со всеми его смысловыми последствиями – и движение в сторону от них происходит не ранее, чем для расставания с ними появились, как выражаются марксистские исследователи, необходимые предпосылки. Сегодня, после лакановского вмешательства, прежние ссылки на «темперамент» или «характер» звучат так же экзотично как и ссылки на «врожденную конституцию». Тем не менее, медицинская оптика до конца не преодолена, постольку на ее место так и не заступил до конца другой способ тематизации невротического. По существу, в практическом психоанализе постмедикалистская эпоха так и не наступила – аналитики, даже невзирая на известное лакановское заявление, что «анализ не лечит», все равно рассматривают себя попутчиками, сподвижниками врача. Это положение сохраняется даже там, где работы Лакана являются приоритетными и где есть все основания для опоры на них.
Начатое Лаканом размежевание на основе обозначенного им «дискурса психоаналитика», таким образом, не завершено, и фактически можно утверждать, что для него на текущий момент едва ли подготовлены основные пути. Тем не менее, двусмысленное сотрудничество с дискурсом медицины становится для психоанализа все более тягостным, а ложность его положения со временем усиливается.
В то же время это не означает, что, разорвав с «врачебным делом», психоанализу необходимо вернуться к «философии» или «философской мысли», поскольку дискурс, который представляет эту мысль, также не является аналитическим. Фактически, он не оставляет психоанализу места – и это происходит даже в тех случаях, когда современные философы пишут о психоанализе или используют элементы его теории.