Родион с трудом попытался сделать шаг негнущимися ногами, пошатнулся. Колька подставил плечо. Родион положил руку на плечо мальчика, и они пошли к дому. Настя шла за ними.
Родион вздохнул.
– Чего-то нога ничего не чувствует.
– Ничего, разойдется, – успокоил Колька и по-хозяйски приказал Насте: – Ты на стол собери, поскорей.
– Было бы чего собирать, собрала бы, – дернула плечом девчонка.
– Из дому принеси. У вас много.
Настя побежала через дорогу к себе, на соломинскую половину деревни.
Родион и Колька зашли в дом.
Родион уселся на лавку, привалился к стене, обвел воспаленными от бессонницы глазами избу.
В избе было, как говорится, шаром покати: большой рубленный из плах стол, деревянные лавки, печь и кровать, тоже самодельная, застланная звериными шкурами. На столе стоял пустой штоф и миска с остатками моченой брусники. Разное небогатое барахлишко висело на огромных рогах изюбрей, прибитых по стенам. Над кроватью висело ружье. В углу – одна-единственная потемневшая икона.
– Сейчас Настька поесть принесет… – ободряюще сказан Колька, – у Соломиных бога-атая еда.
– А мать где?
– Утонула в речке на Пасху…
Родион помолчал.
– А отец?
– В тайге. Непутевый он – дорогу рубит.
– Какую дорогу?
– Дорогу… – Колька кивнул на пустой штоф: – Как выпьет – в тайгу уходит, дорогу рубить.
– Куда дорогу-то?
– На звезду ведет.
Родион подумал, помолчал, сказал решительно:
– Это хорошо.
Колька вздохнул:
– Да чего хорошего-то? Непутевый он. Был самый лучший охотник, а теперь все позабросил – одна дорога у него на уме!.. Мы, Устюжанины, такие: чего в башку втемяшится – колом не вышибешь! Вечный дед говорит: Устюжанины – чертово семя!
– Какой вечный дед?
– Вечный… На заимке живет с медведем.
– Почему вечный?
– Живет… Всегда.
Дверь открылась, вошла Настя с миской, закутанной полотенцем. Поставила перед Родионом горячие пельмени. Сама чинно уселась на лавку. Родион жадно проглотил горячий пельмень.
– А где остальные-то людишки? Никого не видать.
– Свалились все, – спокойно пояснил Колька. – Две недели пили. Поп приехал. У нас поп раз в три года приезжает. По зиме. В другое время не добраться. Вот и пьют: кому крестить, кому отпевать, кому свадьбу играть.
Родион рассмеялся:
– Значит, всех чохом?
– Ага.
Родион решительно отодвинул миску.
– Больше нельзя. Пять дён не ел.
Он широко зевнул.