Да как Ренельд вообще смеет иронизировать в такой вопиющей
ситуации! Ещё и намекает на то, что я злоупотребляю хмельным, что
заведомо неправда! Я качнулась было вперёд в благородном порыве
наградить этого нахала хорошей пощёчиной. Но де Ламьер, совершенно
гадко ухмыляясь, вдруг дёрнул одеяло на себя, и мне пришлось
вцепиться в него обеими руками, чтобы не упустить.
— Если бы я помнил, как уничтожал вашу так называемую репутацию,
мадам д’Амран, было бы гораздо интереснее. Но, к сожалению, я не
помню. А чего я не помню, то не обязательно случилось.
— Вы считаете, что вот этого недостаточно? — Я попеременно
указала взмахом руки на него и на себя. — Что это ни о чём не
говорит?
— Совершенно ни о чём, — вздохнул Ренельд. — Вам бы обвинителем
на королевских судах быть. В этом у вас явный талант. Чем меньше
доказательств, тем больше шума.
— Дайте, я оденусь! — Я дёрнула одеяло к себе, намереваясь в
него завернуться.
До моей одежды ведь ещё нужно добраться — к тому же мимо этого
ужасающего животного. И это я не де Ламьера сейчас имею в виду! Не
покусает же он меня. По крайней мере, хотелось в это верить.
— Постойте, — герцог не позволил мне забрать покрывало, — вы
тут, вообще-то, не одна!
Конечно, не одна! Вокруг меня почти целая стая нахальных
кобелей!
— Прикройтесь чем-нибудь другим.
— Я не буду смотреть.
— Я вам не верю!
Герцог усмехнулся, только подтвердив мои сомнения в том, что он
и правда не станет смотреть, как я голая иду до треклятого,
заваленного одеждой кресла. Я схватила подушку и, одновременно ещё
раз рванув одеяло на себя, бросила её герцогу. Тот подставил руки и
выпустил покрывало. Я мгновенно скатилась с постели, проворно
наматывая на себя расшитый какими-то завитками лён.
Пёс герцога тут же кинулся ко мне и, схватившись зубами за край
покрывала, куда-то меня потащил. Наверное, в свою пещеру — чтобы
сожрать.
— Кто это вообще такой?! — взвизгнула я, чувствуя, как меня
неумолимо распаковывают вновь.
— Лабьет, назад! — снова рявкнул герцог. — Да что с тобой?
Питомец недовольно фыркнул, но прекратил меня раздевать. И,
только наконец почувствовав себя в полной безопасности, я с лёгким
торжеством глянула на Ренельда, который теперь хмурился, прижимая
подушку себе ниже пояса. В его зеленущих глазах сверкала острая,
как изумрудная грань, угроза.