— Если тебя вычислили, то рано
или поздно предпримут ещё одну попытку.
— С тех пор было уже две. И ещё
разок я по ним ударил. Пока счёт три-два в их пользу. Но сейчас я
на тебе денег подниму, и все изменится!
— Ну ты даёшь, — я удивлённо
покачал головой и протянул ему руку. — Тогда в самом ближайшем
будущем поговорим об этом более подробно.
— Замётано, — Феникс пожал мою
ладонь, потом посмотрел на бокал и залпом опустошил его. — Ладно,
пойду, обрадую Пашу, что сегодня он за рулём, и мы поедем. Надо ещё
к прокладчикам дорог заскочить!
— Если удастся с ними на завтра
договориться, будет великолепно!
— Договорюсь!
Феникс вскочил с кресла и
быстрым шагом подошёл к двери, а когда открыл её, снизу донеслись
женские голоса.
— Девочки ночевать пришли! —
просунул голову в дверь Рыбак.
— А теперь сотри с лица эту
похабную улыбку, и пойдём со мной, — прошептал я, выходя из
кабинета. — Твоя задача — показать, что в Савино живут одни
девственники и ты самый девственный из них.
— Так точно, ваше благородие, —
вздохнул Рыбак и поправил лук.
— Дмитрий Николаевич! —
окликнули меня, едва мы вышли в коридор.
Это был уже прибегавший
гвардеец из комнаты связи.
— Да?
— Входящие вызовы продолжают
поступать каждые пятнадцать минут, но только что они в первый раз
сказали кое-что, кроме «приём, вызываем»…
— Я помню текст, — нетерпеливо
перебил я. — Что сказали-то?
Гвардеец расправил сжатый в
кулаке листок:
«Приём, приём! Чёрт побери,
папа, ответь уже! Как у тебя всё прошло?!»
Слуги выставили на столы
последние блюда и вышли из огромной столовой. Тяжёлые двери
закрылись, а в просторном, богато обставленном помещении повисла
тишина, в которой отчётливо были слышны звуки сглатываемой
слюны.
Чтобы разом усадить всех бывших
невольниц, пришлось сдвинуть два длинных стола, и теперь они
ломились от всего, что мы нашли в закромах графа. Сдаётся мне,
половину блюд девушки если и видели, то только мельком и
давно.
Сейчас же, приняв баню и
облачившись в чистую, найденную в доме одежду, они сидели,
одинаково сложив руки на коленях и то жадно смотрели на немыслимое
изобилие, то испуганно на меня.
— Это ваш ужин, — подсказал я.
— И он не отравлен!
По рядам пронеслось мычание, но
по-прежнему никто не шевелился.
— Ну, смотрите, сейчас сам всё
съем, — улыбнулся я и, чтобы угроза не звучала голословно, положил
себе поджаристую толстую индюшачью ногу.