– Вы в своём уме?! – строго
спрашивает мужчина. – Шаман?!
– Да, бурятский. Боюсь, на большее
рассчитывать не приходится. Один молодой человек, едущий до
Улан‑Удэ, согласился показать вам дорогу. На вашем месте я бы
поторопилась, пока он не передумал…
Путь к селу похож на девять кругов
ада. Ледяной ветер воет и сбивает с ног. Дорожки нет, даже
тропинки. Ноги тонут по щиколотку в болотистой жиже. Ветки елей
цепляют за одежду. Держа над супругой своё чёрное пальто, мужчина
укрывает её от крупных капель дождя, падающих с деревьев, и ведёт –
полубессознательную – за раскосым пареньком.
Минут сорок – и чаща расступается.
Вдали появляется небольшая деревенька. Из леса все трое выходят
вовремя – прямо за их спиной с треском ломается и падает ещё одно
могучее дерево.
На горизонте блещут молнии. Женщина
то и дело спотыкается и валится с ног. Всё как в тумане. В ветхую
хижину шамана – у самого подножья холма – её вносят уже на руках.
Старый смуглолицый лекарь, увидев их на пороге, хмурится и говорит
пару фраз своей жене на местном языке. Морщинистая старушка качает
головой и уходит в закуток‑кухоньку, завешенную ширмой. Гремит
алюминиевая посуда, из одной плошки в другую переливается вода.
Шаман машет руками на двух мужчин,
торопливо теснит их к выходу, что‑то напутственно вещая. Его слов
майор не понимает, но общий смысл ясен – смотреть на роды им не
разрешат. Нужно искать приют в одном из домиков по соседству.
Женщина устало приваливается к стене.
В хижине горит огонь, старушка приносит ей плед, и она, наконец,
согревается. Глаза сами собой закрываются, тело падает в вязкое
небытие, только изредка его выгибает от волн нарастающей боли. С
каждой схваткой гром гремит всё отчётливее, а хозяева всё сильнее
тревожатся.
– Феникс или змий? – спрашивает вдруг
шаман.
Она совсем его не понимает – хлопает
светлыми ресницами и молчит. Сев напротив, лекарь смотрит на неё в
упор:
– Феникс или… дракон? – повторяет он,
глядя исподлобья.
Вопрос снова остаётся без ответа.
Жена шамана, вздыхая, подносит роженице в широкой глиняной чашке
какой‑то дымящийся, горячий напиток.
Отхлебнув, та кривится и прикрывает
рот:
– Горько! – отталкивает кружку, едва
не разливая содержимое. Шаман ругается. Сначала на своём диалекте,
потом с трудом переходит на русский: