Скелеты не умеют говорить, но, когда
он начал судорожно подниматься на ноги, что-то подсказало женщине о
происходящем в черепушке. Госпожа ещё раз закашлялась, а затем
произнесла:
- Эмоции вернулись? Странно, такого
не должно быть. Хотя… Видимо, это из-за того, что этот гад лишил
меня силы. Заклинание слабеет. Не волнуйся, ты сделал всё
правильно. Миньон должен выполнять любые приказы, какими бы
дурацкими или неправильными они ни были.
Она замолчала на некоторое время.
Роман же, продолжая бороться с преступной слабостью, с трудом
перешёл в сидячее положение. Теперь оставалось сделать последнее
усилие и добраться до Госпожи. Почему-то ему казалось правильным,
даже необходимым коснуться её. В голове билась дурацкая мысль, что
этот жест может помочь, отвести неминуемую беду.
- Ты развоплотишься вслед за мной, -
заговорила после длительного молчания женщина. – Так что не будешь
терзаться виной долго. Хотя…
Глаза её на пару секунд потемнели,
когда Госпожа погрузилась в собственные мысли. Роман понял, что ей
в голову пришла какая-то неожиданная идея. Скелет невольно
похолодел, со некоторым страхом ожидая, что же именно задумала его
хозяйка.
- Проклятый Грасс, - сказала она
через минуту. – Он не просто убил меня. Он уничтожил дело моей
жизни. Когда я умру, после меня не останется совсем ничего.
Взгляд Госпожи переместился к Роману.
Он замер, чувствуя, как внутри разрастается огромная глыба льда.
Понимание того, что сейчас прозвучат последние слова его хозяйки,
наполняли несуществующее физически сердце тоской и неизбывной
болью.
- Ты будешь жить. Слышишь? Это мой
тебе последний приказ. Ты должен выжить. А сейчас я сделаю тебе
последний подарок.
Она закрыла глаза и быстро-быстро
зашептала себе под нос. Это явно было заклинание, но зачем? Роман
терялся в догадках, не понимая, что же задумала Госпожа. Потом ему
в голову пришла простая и очевидная мысль. Миньоны намертво
привязаны к своему хозяину. Если он только пожелает или банально
умрёт, то все призванные марионетки тут же превращаются в тех, кем
были изначально. Неподвижными мёртвыми телами. Если Госпожа умрёт,
то и он…
«Вот и хорошо. Я уйду вместе с ней в
лучший мир. Там я смогу служить ей верой и правдой…»
Дурацкие мысли о вечном служении и
счастье находиться рядом с Госпожой во всех возможных мирах лезли в
голову, толкаясь и пихаясь. В какой-то степени от них была польза.
Их мельтешение несколько снижало жуткую горечь предстоящей
потери.