Или же просто опасался, что они
помешают деликатной беседе?.. Впрочем, если он выглядел напуганным,
то, скорее, первое.
— Вы заметили кого-то еще в лазарете,
помимо Кузина? – уточнил все-таки Кошкин, не особенно надеясь на
положительный ответ.
И только теперь девушка повела себя
странновато: встревожилась и быстро оглянулась на начальницу
института. Будто спрашивала разрешения. А после вдумчиво
кивнула:
— Вы ведь о докторе Калинине
говорите? Мне Агафья сказала. Его самого я не видела, но дверь в
соседствующий с лазаретом кабинет была приоткрыта и вдруг
захлопнулась сама собой, когда мы вошли. Совсем тихо, не знаю,
видели ли это другие девочки…
— Может быть, это просто сквозняк? –
предположил Кошкин.
— Едва ли… окно было закрыто.
— Вы точно помните про окно?
Люба снова кивнула, теперь уж не
раздумывая.
— Оно не могло быть открыто хотя бы
потому, - объяснила девушка, - что на подоконнике стоял хрустальный
флакон, очень красивый. Граненый, с золотой змейкой, обвитой вокруг
горлышка. Кто же станет ставить такую красоту на подоконник у
открытого окна?
— Флакон?! – Кошкин и Мейер, кажется,
воскликнули одновременно.
А Люба растерялась:
— Вы разве не нашли его, Степан
Егорович? Очень красивый флакон, я еще удивилась, откуда такой в
лазарете. Скорее для духов, чем для лекарств.
Кошкин изо всех сил напрягся, пытаясь
вспомнить – но больная голова всячески мешала это сделать. Однако
он и в таком состоянии готов был поклясться, что подоконник
совершенно точно был пуст, когда он вошел в лазарет. Запачкан
потеками крови, но пуст. Флакон, разумеется, мог упасть – и внутрь
комнаты, на пол, и наружу, на газон. Следует непременно расспросить
полицейских, которые нашли следы от мужских ботинок, не попадался
ли им еще и флакон…
Или все гораздо проще?
Он вопросительно, с возрастающим
подозрением посмотрел на госпожу Мейер. А она, конечно догадываясь,
что сейчас последуют обвинения в ее адрес, уже пыталась
оправдаться:
— Вы что-то путаете, Люба!
Определенно путаете, потому что я была в лазарете вскорости после
вас, и никакого флакона там определенно не видела!
Люба смутилась. Пробормотала, ниже
наклонив голову:
— Наверное, и правда я путаю…
простите, Степан Егорович.
И снова подняла острожный взгляд на
Кошкина, ясно говоривший, что ничего она не путает.