- Корова где? - спросил у него какой-то тип, высунувшийся со двора.
- Знамо где, - огрызнулся хозяин, - на пастбище.
Тип нырнул обратно. Тихо на улице, в соседних домах даже ставни затворили, как будто можно просто отгородиться от чужого горя и страха.
Послышалась возня, к телеге выскочила Евдокия, без платка, волосы растрёпанные. Подлетела ближе, вцепилась в борт. Лицо белее мела.
За ней выскочили двое.
- Забирайте всё, - обернулась женщина, повернувшись спиной к повозке, - мужа за что?!
- Уйди, дура, - подскочил к ней стоявший в дозоре, - хужее будет.
Евдокия прижалась к борту, Данил наклонился ниже, что-то зашептал ей, та тряхнула головой.
- Пожалейте, люди добрые! На кого же меня и деток оставите? Один у нас кормилец.
К ней подошёл хмурый тип, хромой на правую ногу. Кулаком саданул Евдокию по плечу. Она охнула, осела, но не отошла. Тогда он за волосы отшвырнул её от повозки.
Данил дёрнулся было спрыгнуть с телеги, чтобы загородить супругу собой, но не успел. Один из военных резко шагнул вперёд, и прежде чем арестант успел выпрямиться, тяжёлый приклад винтовки с силой ударил его под дых.
- За мужем отправиться решила? - рявкнул хромой. - Так это недолго. Ребя, грузи бабу в телегу!
Евдокия отшатнулась, затравленно оглядываясь по сторонам, Данил что-то говорил жене. Она опустила голову и, не оборачиваясь, ушла во двор.
- Так-то, - хмыкнул хромой, - а то разведут сырости.
У меня перед глазами вдруг встала алая пелена ярости. Я дёрнулся к ним, но отец (и откуда только сила взялась), успел поймать меня за руку и отшвырнул к стене.
- С ума сошёл? - зашипел он. - С ним вместе захотел? А Дашка? А Дети?
- Убить их можно, прикопать. Никто и не узнает, - голос мой стал ниже, злее.
- Уй! Чего удумал? Тебя свои же и сдадут, коли порешишь вояк!
- Как же так, - растерянно смотрел я на него, - никто не заступится за своих же?
- Кому охота лес в Сибири валить? - буркнул отец. - Айда домой, нагляделись.
На душе было погано. Видеть этот беспредел и не иметь возможности помочь. Гадко. Сволочью себя ощущал. Чувства острой кромкой до крови прошлись по душе.
- Я к чему сюда тебя свёл, - сказал отец, когда мы вышли из проулка, - больше не езди колодцы рыть. Донесут, что шарлатан, а хуже того, что наживаешься на людях незаконно. Побереги себя, сын.