Комбед изменился в лице, щёки покрылись красными пятнами:
- Да такие как ты и есть первые враги!
- Уймись, - одёрнул его Пахом, - считай себе, что велено.
- Вы мне не начальник, - поднялся Митька, - я тут сам разберусь!
Дарья, умница, увела отца в дом, подальше от греха. Зерно и овощи были сосчитаны, и Пахом начал высчитывать, сколько мы должны своих продуктов отдать, то есть продать. Выходило, что половину из всего. Раньше больше трети не брали, и меня это возмутило.
- Послушай, это же грабёж, - показал я Пахому на исписанные бумажки, - в самом деле, мне чем семью кормить?
- Забываешься, - прошипел Митька. Быстро с него слетела маска блаженного агитатора, - сколько положено, столько и отдашь. Или сами возьмём.
Он кивнул солдатикам, и те похватались за ружья, что до этого стояли прислонённые к стене дома.
- Ты палку-то не перегибай, - поднялся я, Митька едва мне до плеча доставал, так что аж на цыпочки привстал, чтобы повыше казаться, - мы не отказываемся, но у всего же свой предел есть.
- Вам заплатят, не грабим же, - всё больше ярился Комбед.
- И на что мне твоей платы хватит? Или деньги жрать прикажешь?
- Каждому рылу немытому объяснять надобно. Довольно, у нас ещё впереди работы много, - обозлился Митька, - грузите, - повернулся он к солдатикам.
Те споро притащили мешки, начали ссыпать в них зерно, другие полезли за овощами.
Так и хотелось заехать этому Комбеду в ухо, кулаки невольно сжимались от вида его лоснящейся рожи.
- Не спорь с ним, - подошёл ко мне Пахом, - дороже будет. Этот горазд кляузы чиркать на всех. И как только не надоело. У нас и правда приказ, от него никуда не денешься. Будете противиться, придётся силу применять. А мне он не подчиняется. В одной деревне велел в мужиков стрелять, когда те возмущаться стали. Я уж утихомирил как мог.
- Зимой, когда есть нечего станет, мне твоим приказом детей кормить? Не по-людски это…
Ярость захлестнула настолько, что было трудно дышать, но понимал, Митьку одним ударом уложу, а потом всех нас постреляют. И ничего не поделаешь. Я ушёл к солдатикам, проследить, чтобы больше положенного не выгребли. Наконец, всё награбленное, то есть, купленное, погрузили на телегу. Пахом отсчитал положенную сумму, и они укатили к следующему дому.
С тоской смотрел я на опустевшие лари с зерном, ополовиненный погреб. Как зиму жить будем? На следующий год устрою схрон в лесу, никто его не найдёт, никто не доберётся. Жаль, сразу так не сделал. Хотя в другие годы и поборы были меньше, кто же знал, что так обернётся?