— Купить их? — не совсем понял я её мысль.
— Отнестись к ним так, как они того заслуживают, — непонятно
ответила Адель. И замолчала. Мне вспомнилась поговорка “Когда
женщина молчит, лучше её не перебивать”. Я сдержал улыбку и
промолчал. Но не потому, что не хотел нарушать её молчание, просто
знал, что просто надо дождаться, пока не выскажется. К тому же, она
часто говорила дельные вещи.
Нас облачили в тонкие ночные рубашки. Я устроился под
канделябром с пятком свечей и открыл книгу, полистать на ночь — как
раз, пока Адель расчесывали и обмазывали кремами её фрейлины и
служанки, у меня было около получаса времени. Это спровоцировало её
на продолжение разговора.
— Прости меня, мой муж, мой господин. Но я не так сильна умом и
не столь проницательна, как мужчина, — сказала она, не
оборачиваясь. — Потому никак не мог прозреть твои замыслы. Отчего
ты отказываешься от заслуженных почестей? Отчего не займешь твое по
праву место главы Собрания Великих Семей Караэна? Зачем ты даешь
простолюдинам резвиться в городе, как свиньям на выпасе, вместо
того чтобы выбрать надежных и преданных людей и поставить их
Городским Советом? Отчего…
Она замолкла. Поднесла свою ухоженную ручку к глазам. Фыркнула и
ткнула её фрейлине под нос. Та тут же извлекла изящную серебряную
пилку с гранатовой рукояткой и стала править ноготок.
Я отнесся к её вопросу серьезно. Эта женщина не только мать
моего сына и будущих детей, но и совладелец бизнеса, партнер во
всех смыслах. Будет неправильно настроить её против себя. Но и
слишком много откровений тоже делать не хотелось. К тому же, её
плохо прикрытая критика, во многом резонна. Я буквально выбросил в
толпу все привычные для этого мира рычаги управления — городские
палаты мне толком не подчинятся, сила боевых магов из семейных
военных корпораций в лице Собрания Великих Семей тоже. Ведь их
теперь возглавляю не я. И даже местное основное средство
производства, земля, тоже мной распродана.
И сейчас, то ли после того как я пощупал сердце бога, то ли
просто поумнел, но я склонен был с ней согласиться. Я пытался
провести реформы, но сделал это слишком резко, не обеспечив
переходной период. У местных нет идеи, картинки любой формы
республиканского правления. Они привыкли жить в размытом правовом
поле где общность интересов среди разных групп часто временна, а
часто её нет. Они как реликты архаики в моем мире, опираются на
семьи и тесно спаянные опять же родственными и общим хозяйством
сообщества. А все вокруг априори воспринимается как враждебное.
Только в моем мире условный враг, который хочет всех убить и
изнасиловать государство, то тут такой враг буквально за забором.
Противостояние всех против всех, постоянная готовность к насилию —
даже не обязательно из-за глобальных разногласий, как у крестьян и
крупных землевладельцев-аристократов, а даже одних и тех
ремесленников, но из разных гильдий. Единственное, что их бы могло
объединить, так это общая опасность. Без неё они они превратятся в
пауков в банке. Им нужен самый страшных и большой паук, такой как
мой отец, которому бы скармливались соперники. Это была простая и
понятная система. Даже если тебе лично вдруг не повезло, и ты
пойдешь на корм паука следующим— ты знал правила игры, вини только
себя.