Я легко спрыгнул на отлогий спуск, и понял что это даже не яма,
а шахта, подбирающаяся под холм. Я остановился у темной тени входа
в подземелье, из которого пахло навозом и старым костром.
— А как ты нашел это место? И что там? — спросил я и хотел
обернуться к Лансу, гремящему латами позади меня. Но не успел.
Что-то тяжелое ударило меня по голове. Удар был такой силы, что мою
голову мотнуло, как будто мяч который пнули с разбегу — только шея
не дала улететь ей вдаль. Шея жалобно хрустнула, но удержалась.
Чего нельзя сказать обо мне целиком — я рухнул на колени.
— Ну вот, ты и на коленях передо мной, тупой, надменный ублюдок!
— прошипел Ланс. Перед глазами все плыло, его фигура размывалась,
как будто я смотрел на него из под воды. И все же, я успел
заметить, как он заносит надо мной руку с короткой, кожанной
дубинкой. Я попытался левой рукой вытащить Коготь, а правую
поднять, чтобы отбить удар в сторону. Но это оказалось очень
трудно, я только неуклюже взмахнул рукой, никак не помешав
очередному удару, обрушившемуся на меня. Голову пронзила острая
боль. Я упал на склизкий, слегка влажный после ночной прохлады
склон и скатился по нему, оставшись лежать на спине. Голова стала
тяжелой, будто набитой дробью. Я хотел её приподнять, но вместо
того уронил и повернулся лицом в сторону. Как раз, чтобы успеть
заметить, как из черного прохода выбегают какие-то люди в
просторных серых плащах. Боль, как ни странно придала мне силы. Я
рывком перевернулся на живот, уперся в землю руками и попытался
вскочить — одновременно пропуская через себя волну лечения. Вот
только получалось все делать не очень быстро. Не быстрее, чем мог
бы делать обычный человек. Слишком медленно. На мой затылок
обрушился новый удар, руки подогнулись и я ткнулся лицом в
грязь.
— Да засни уже, тупой подорожник, — словно сквозь подушку
донесся глухой голос Ланса. О, давненько я не слышал этого обидного
прозвища простолюдинов в своем присутствии. Тем более, обращенного
ко мне. Не думаю, что это был хороший совет, но выбора у меня не
было. Я закрыл глаза и потерял сознание.
За сотни километров от Таэна, вокруг родового поместья Итвис в
Караэне было людно. Хотя, если быть точным, как раз возле самого
поместья было пусто, шагов на двести ни единой живой души. А вот
сразу за этой невидимой чертой народ прямо таки толпился. И толпа
эта была очень неоднородна. Вооруженные мужчины организованно, в
строю, молча и хмуро стояли поодаль. Без агрессии посматривая на
поместье и небрежно прикрываясь от возможных выстрелов большими,
почти по плечи, овальными щитами. Их дорогое, блестящее как серебро
оружие и яркая, красочная одежда резко контрастировали с простым
небеленым сукном и коричневой шерстью множества бедняков, которые
за их спинами деловито сновали по приусадебному участку,
растаскивая все, что плохо лежит. Не только запасы и
сельхозинструмент со складов так удобно оставленные без присмотра,
а разбирая сами здания на кирпичи, бревна и ловко собирая черепицу.
Не миновал разорения и сад — некоторые предприимчивые группки споро
выкапывали деревья получше. Про плоды деревьев и грядки оставалось
только вспоминать. Чуть в стороне, на дороге перед поместьем Итвис,
стояла лишь небольшая группа подозрительных людей, мало похожих на
горожан, которые создавали видимость возмущенной толпы своими
криками. Получалось у них плохо — кричали они как-то невпопад и без
должного энтузиазма. Возможно, их настрой сбивали несколько трупов
у ворот поместья, утыканные арбалетными болтами.