Я желаю ему сладких снов, отодвигая в сторону тяжёлую штору.
Так и есть, стук в окно мне не послышался.
Смотрю на Мартышева через стекло, не решаясь притронуться к шпингалету. Неужели настолько хотел меня увидеть, что вернулся в непогоду? Дождь уже давно прекратился, но он выглядит так, словно вылил себе на голову ушат воды.
– Марьям!
Открыть или не рисковать? Беречь девичью честь поздно. Максимум, что он может сделать, это покуситься на меня ещё раз. Разве это что-то изменит? Нет. Хуже будет, если шум дойдёт до отца.
Тогда почему так страшно? И хочется, и колется, и сердце бунтует... Влюблённое, глупое, оно так хочет верить, что Макс вернулся не затем, чтобы его разбить.
– Тише! Весь дом перебудишь, – шикаю, открывая окно. – Что ты здесь забыл?
– Нас прервали, – произносит Макс посиневшими губами. – Впустишь?
Кончиками ледяных пальцев мажет по моей скуле. Невольно дёргаю головой, но Макс удерживает меня за подбородок, не позволяя отвернуться.
– Нельзя. Я в доме не одна.
– Тогда выходи ко мне, – требует громким шёпотом.
Ой, дура-а-ак... Какой же он сумасшедший! Неужели не понимает, что такие вольности грозят нам не только открученными ушами?
– Я... Я правда не могу! Ты что? Смотри, луна какая выглянула, весь двор как на ладони. А если... Если нас кто-то увидит?
Мартышев закатывает глаза.
– Ну вот что ты нагнетаешь? В это время спят даже кошки. – Он притягивает меня к себе и смотрит в лицо нетерпеливо, жадно. – Ладно, Ахметова. Хорошо, уговорила, тогда всё-таки я к тебе.
Это я его уговорила?!
– Погоди, ты не можешь так просто влезть в мой дом среди ночи!
– Разве? По-моему, я один раз уже сделал это.
Что-то в поведении Макса нервирует, заставляет вырваться из расслабленной хватки, отшатнуться. Пытаюсь уловить, что изменилось.
Чутьё сразу цепляется за разницу между тем, как он ждал приглашения в первый раз и нынешней наглой вседозволенностью. Будто теперь он вправе брать, что захочет и когда захочет. Такая разительная перемена обескураживает. Лучше б совсем уже не приходил, не портил впечатление, чем так...
– Ты слишком много на себя берёшь. Сначала потрудись спросить, хочу ли я этого?
Мой голос звенит против воли, так дрожит всё внутри от гнева и противоречивого восторга, что он всё же здесь. Промокший. Наглый. Глаз горящих с меня не сводит.