Так, уже хоть что-то знаю. Доберусь до неё и там синхронизируюсь
с памятью нового мозга, чтобы узнать, кто был хозяин этого тела и
куда я в реальности попал.
Но у входа на лестницу я услышал спешные шаги и притаился в
тени.
— Как же они долго, меня ж старпом вздрючит!
Из-за тяжёлой металлической двери боком вышел широкоплечий
матрос, в фурашке и рубашке в сине-белую полоску. Он даже не
заметил, как я прошмыгнул мимо него наверх.
Лестница вышла прямо в уютно обставленный коридор, чьи стенки
были обиты деревом. По бокам располагались каюты. Я нашёл номер
26.
Одноместная кровать. Кран с застаревшим умывальником и мутным
зеркалом. Круглое окошко каюты, выходящее на тёмно-синее море.
Вдали не было ни намёка на сушу, только скрывающееся за горизонтом
красное солнце.
Аскетично. Но гораздо уютнее чем последнее место, где я
ночевал.
Я прикрыл глаза, вспоминая.
Почерневшая земля местами пылала, а местами подрагивала от
бурлящих в воздухе псионических аномалий. Они были всюду. Каждая из
них возникала, когда погибал один из моих собратьев псиоников.
Тогда я, вместе с группой оставшихся в живых элитных бойцов,
почти подобрался к гипермозгу — центру искусственного интеллекта,
развязавшего войну на уничтожение против человечества.
Самую страшную войну в истории.
Мы скрылись под обломками сбитого бомбардировщика и там, прямо
на земле, скоротали последнюю ночь перед атакой на гипермозг. Уже
тогда я знал, что он ждал нас.
Иначе и быть не могло, потому что до этого момента ИИ рассчитал
каждый наш шаг, что уже должно было обрекать нашу миссию на
провал.
Чего ещё можно было ожидать от интеллекта, который превосходил
любые человеческие возможности?
Это была не просто машина, а рукотворный бог, обративший свой
разум против создателей. Лишь потому, что мы создавали риски для
выполнения им поставленной задачи. Просто. Грёбаный. Риск.
Но как бы расчётлив он ни был, кое-чего он учесть не смог.
Звериное чутьё человека, борящегося за свою жизнь. Особенно нас
— псиоников, которые уже не были людьми в привычном понимании этого
слова.
Мы не действовали исходя из прямой логики и холодного расчёта.
Учитывали их, как факторы, но не более.
Для нас была первичной наша неестественная интуиция — Чутьё. Мы
чувствовали, как сделать всё правильно, исходя из поставленной
задачи. Даже если это выглядело безумно, а то и вовсе
невозможно.