- Я умираю, мама, - срываюсь,
обрывая ее слова. - Эти три месяца или полгода для меня не изменят ничего, -
повышаю голос. – А он должен написать новый бестселлер. Напишет и все узнает от
меня лично. Я не стану отнимать у него это. Я не хочу, чтобы он помнил мой уход
именно тем, что лишился мечты. Я не стану этого делать. И тебя попрошу о том
же.
Она осмысливает мои слова,
прежде чем заговорить снова.
- Но… Вика, - она вскакивает
и мечется передо мной. – А как же химиотерапия и… Он все равно увидит.
- По поводу химиотерапии я
еще не решила. Мне дали сроки, и они не станут больше с терапией.
- Ах, - вздыхает она, держась
за сердце. – Дочка, не делай этого… Не забирай у себя шанс…
Я понимаю, почему ей так
тяжело принять тот факт, что слово «шанс» здесь лишнее и чужеродное. Поэтому
успокаиваюсь.
- Господи… - тру виски
пальцами. - Мам, у меня болит голова. И солнце больно бьет по глазам. Прошу…
давай на сегодня мы закончим.
Материнские губы дрожат, но
она не сопротивляется.
Помогает встать. Медленно
идет рядом до подъезда приобнимая. Затем мы в тишине поднимаемся на лифте и
прощаемся у двери.
- Я очень тебя люблю,
Виорика, - целует и крепко сжимает своими руками уставшую меня.
- А я тебя не меньше, - целую
мягкую щеку и улыбаюсь ей, ловя в ответ грустную… но все же улыбку.
С трудом ей удается
развернуться и уйти. Мне лишь остается войти в квартиру. Встретить тишину и
пойти обратно на диван.