– Да не вопрос, – кивнул я, – а что с ней не так?
– Да, чувствую, покинет нас Варвара Петровна сегодня ночью.
У Соловьева, к слову на такие дела чуйка была нереальная. Как он
это делал я так и не понял, но вот факт – всегда, когда он вот так
«пророчил», пациент действительно помирал. Кто-то скажет, мол, что
тут такого, посмотрел грамотный доктор анамнез, анализы свежие
оценил, исследования там всякие, и прикинул, что вот-вот, свершится
переход безнадежного больного в мир иной. Ан, нет, скажу я вам,
бывало и так, что Женька и о вполне себе сохранных пациентах так
говорил. И, что удивительно, все такие «предсказания» сбывались в
ту же ночь. Все, как один.
– Ну, хорошо, – кивнул я начальнику, уже предвкушая утреннюю
выволочку от Косякова, – посмотрю за ней. А ты чего?
От этого вопроса я не удержался – больно уж мне не хотелось
брать на себя эту ответственность. И потом, у меня сегодня
дежурство по приемнику было, а не по паллиативному отделению, где я
на полставки подрабатывал уже полгода.
– А что я? – Удивился Соловьев. – Я домой пойду. Может, хоть,
помыться успею. Уже третьи сутки тут впахиваю. Мне тебя сегодня
само провиденье на дежурство оставило.
– Не провидение меня оставило, а Косяк, – досасывая горький дым
из окурка и выкидывая его в урну, ответил я. – Его и благодари.
– Завтра, Гош, все завтра. Ты давай, обход у себя делай и к нам
в паллиативку. Проводи бабку Семенову в последний путь, напиши ей
некролог, а утром я подпишусь под ним и Косякову сам доложусь. Вся
ответственность на мне, лады?
Некрологом молодой заведующий паллиативным отделением посмертные
эпикризы называл. Их в его отделении писали пачками, потому как
специфика…
– Лады, Евгений Степаныч. Иди, помойся, да выспись. Сделаю все в
лучшем виде.
– Вот и ладненько. – Обрадовался Соловьев. – Ты только, Гош,
это, сильно ее не качай. Я ей уже все ребра переломал. Она у меня
неделю назад отойти пыталась. Не вышло.
– А чего ты за нее так держишься? – удивился я.
Пациентку эту я хорошо знал. Она у нас из «старожилов».
Четвертая стадия рака, канцероматоз брюшины, колостома, мочевой
катетер и полное отсутствие сознания. Сиделку ей и вип-палату
кто-то из родственников удалено организовал. Деньги поступали
исправно, а потому вопросов к содержанию бедной бабули у нас
никаких не было. Делали все честь по чести. Правда, толку от этого
было ноль целых хрен десятых. Все в отделении понимали, что бабка
долго не протянет. Ну не бывает на свете таких чудес – слишком уж
пестрым был букет ее заболеваний. Она и без того с такими-то
диагнозами все мыслимые и немыслимые рекорды долгожительства била.
Любая другая на ее месте уже давно бы душу богу отдала. А эта нет,
держится еще. Не понятно как, за что и чем, но держится, даже не
приходя в сознание.