отношений. Между тем
пространство есть форма созерцания, т. е.
того схватывания, в котором только и могут представляться
объекты»).Иллюстративность, в свою очередь, как нам кажется, придает восприятию предмета сообщения более объективный характер, в то время как «Man ist geneigt, aus einer vorgängingen Orientierung an der Natur und den „objektiv“ gemessen Abständen der Dinge solche Entfernungsauslegung und Schätzung für „subjektiv“ auszugeben. Das ist jedoch eine „Subjektivität“, die vielleicht das Realste der „Realität“ der Welt entdeckt, die mit „subjektiver“ Willkür und subjektivistischen „Auffassungen“ eines „an sich“ anders Seienden nichts zu tun hat»[57] (пер. с нем.: «Существует склонность, из-за предваряющей ориентации на „природу“ и „объективно“ измеренные дистанции вещей, выдавать такие толкования и оценку отдаленности за „субъективные“. Но это «субъективность», которая открывает возможно реальнейшее «реальности» мира, не имеющее ничего общего с «субъективным» произволом и субъективистскими «восприятиями» чего-то, сущего «в себе» иначе»).
Нам, соответственно, удобнее всего образовывать некую общую понятийную платформу на основе зрительных образов. Поэтому мы прислушиваемся к фонограмме с большей уверенностью, чем к самому звуку, отраженному на фонограмме. По той же причине мы, не вполне доверяя собственным ощущениям, чтобы определить, холодно или тепло на самом деле, сверяемся с показаниями термометра.
Преобладающее отражение (как например, слово «отражение» в языке) наталкивает нас на мысль о том, что нашим языком для отображения мира (то есть языками, на которых люди общаются) является визуальный язык, что эксплицитно проходит красной эпистемологической нитью в философии раннего Витгенштейна, а до этого со времен античности имплицитно присутствовало в западной философии, и лежит в основе такого понятия, как «мировоззрение» (нем.: «Weltanschaung»). Также не случайно, что слова «t'iSoq» на древнегреческом и «вид» на славянских языках обозначают общую характеристику явлений, опирающуюся на зрение.
Есть, однако, смысл предполагать, что звуковые составляющие сравнительно больше задают тон при гипотетическом выделении понятийного аппарата, например, у летучих мышей, чем у нас, и что тактильные импульсы преимущественно лежали бы в основе выделения понятийного мира у медуз и т. д. Значит ли это, что объективное знание является зрительным отражением более подлинных понятийных основ, которые возможно обнаружить под понятиями объективного знания? Или можно ли на данных примерах сделать эпистемологический вывод о том, что субъективное знание первично по отношению к объективному знанию? Верно ли, что «you would know in words that which you have always known in thought»