Меня отпускает.
– Ты будешь ходить к психотерапевту, я тебя записала на завтра.
Вот если что и есть постоянно у моей бабули, то это ее непредсказуемость. Я открыла рот, и бабуля с улыбочкой – морщинки – солнечные лучики – сунула мне в рот печенье. Вкусно. А новость так себе.
– Это еще зачем? Я не пойду, – говорю я, прожевав печенье.
– Видишь ли, я сходила к нотариусу, оформила завещание, в условии завещания – справка от психотерапевта, к которому ты сходишь. Десять сессий.
– Да нечему ему будет во мне лечить десять сессий, – возмущаюсь я.
– Дмитрий Константинович Горин – лучший, он найдет, что вылечить. Ты ешь, ешь печенье, пока горячее, я бруснички не пожалела, ты ж любишь с кислинкой.
– Бабуль, а если он не найдет, что во мне лечить? – уточняю я.
– Ну если не найдет, пусть справку напишет, что не нашел, делов то, – хитро улыбается бабуля.
Лучше всего на Москву смотреть с высоты. Я вообще на все люблю смотреть с высоты. На людей, и на место, в котором они обитают, копошатся, словно мухи в паутине своих запутанных жизней.
С высоты Москва выглядит словно на фотографии, сделанной через объектив «тилт шифт» – будто ненастоящая – игрушечная и кажется, что от одного ее конца до другого рукой подать, но люблю этот ракурс еще и потому, что с высоты не видно людей. Люди однотипны и скучны, их проблемы однообразны и легко решаемы.
Чистая энергия города. Город сам по себе, город, растворивший свое население в шуме машин, полумраке метро, в тенях домов, во дворах, под арками, под крышами, под козырьками подъездов.
Где я только в Москве не жил, пока не нашел свое место. И в лабиринтах Арбатских переулков, и на тех улицах старой Москвы, где из-за исторической малоэтажной застройки небо кажется ближе, а во дворах тишина стоит такая, что и не верится будто в городе, где ничто и никогда не останавливается, в городе, который никогда не спит, может быть место, где можно услышать, как бьется собственное сердце. И только когда забрался на самую верхотуру башни Федерация в Москва-Сити и обосновался здесь, я почувствовал, что наконец нашел свое место.
Ощущение было такое, будто я преодолел земное притяжение. И каждый раз, когда поднимаюсь на свой этаж, Москва проваливается вниз и рассыпается на разноцветные игрушечные кубики, пирамиды и трапеции. Проспекты, шоссе и улицы превращаются в живые пестрые ленты, по которым текут автомобильные потоки – кровь города. И где-то в самом центре, бьется древнее красное сердце Москвы с ритмом часов Спасской башни.