– Ну что, девчонки, давайте раскачаем этот мир, – говорю я и включаю зажигательную композицию.
«Девчонки» хихикают и становятся на позиции. Глаза зажигаются, плечи расправляются, усталость от жизни как рукой снимает. Я поднимаю палец вверх. Новеньким я предлагаю встать за теми, кто хорошо усвоил программу, чтобы легче было ориентироваться. Поехали!
Разминка закончена, я включаю медляк, задергиваю шторы, на нас опускается полумрак. Перед зеркалами женщины плавно двигают телами, наполняясь внутренним эротизмом, взгляды становятся томными, замедляется ритм. Мы идем темпу города вопреки. Мы обретаем волю и личный темп.
Мне нравится, когда ко мне приходят немного уставшие от жизни, от повседневных забот женщины и раскрываются здесь. Эти женщины, из-за кого-то или чего-то утратившие веру в себя, в свою притягательность – может, они поверили отфотошопленным фоткам в соцсетях, может мужчины постарались, – у меня здесь себя обретают. Мы не ищем способа возбуждать мужчин. Каждая из нас стремится возбудить саму себя собой, отыскать в себе угасшее желание
– Ну ты нас сегодня размяла, – смеется одна полная ученица лет за пятьдесят. – чувствую, что стала легче кило эдак на сто, как растекусь по пилону соплей, не ототрешь.
Гогочут.
Следующая часть – пилоны. Каждая занимает свое место, сегодня у нас довольно сложный элемент. Поэтому показав, как его исполнять, иду к новичкам, чтобы научить азам.
Здесь наш с ними маленький мир, где царит изящество, красота и взаимопонимание. Занятия закончатся, и кто-то из них отправится домой к детям, кто-то побежит на работу, кто-то сядет в свою дорогущую машину, приедет в офис собственной компании и до самого вечера придется быть сильнее, чем многим из мужчин.
Но с собой из этой студии они унесут ту часть самих себя, которая спала в них до того, как они сюда пришли, и эта их часть уже не уснет. Это тоже свобода.
Они меня обнимают.
Мы здесь почти как семья. По крайней мере я так себя чувствую. У меня настоящей семьи толком и не было. С шести лет я живу с бабулей. Конечно, она для меня даже больше, чем просто семья. Она все, что у меня есть. Мой самый родной человек. Но все же.
Так как бабуля, меня любил только отец. Удивительно, но я хорошо его помню, хоть он и погиб, когда мне было шесть. А вот мать, которая вышла во второй раз и до сих пор жива, как-то стерлась из моей памяти. Не то чтобы я ее забыла, нет, просто ничего хорошего я о ней вспомнить не могу. Зато хорошо помню ее тумаки, хорошо отложилось отношение отчима в памяти, который тоже не раз поднимал на меня руку.