Митя с другом загуляли. Хотя, надо отдать ему должное, он позвонил мне между делом. По его манере придавать уменьшительно-ласкательные значения чему ни попадя я догадалась, что он сильно навеселе. «Позвонил» – это же нужно сегодня себе представить, ведь не достал же он телефон из кармана; он вошел в телефонную будку, закрыв за собой тяжелую стеклянную дверь, поставил на пол сумку с обувью, нашел монетку, крутил диск… ждал, барабаня пальцами по железному корпусу телефонного аппарата и подмигивая другу, который там, снаружи, тактично не проявлял признаков нетерпения… Ну, наконец: але! – уверял, что скоро приедет, приписывал мне достоинства (и существующие, и которых отродясь не бывало), говорил, как меня любит, хвастался, что я теперь смогу выбрать из четырех пар обуви, и одни ботиночки – даже лаковые! И, повесив трубку, вырвался из тесной будки на свободу, совершенно довольный собою.
Так, наверное, делается перед свадьбой, думала я, глядя в заоконную белую ночь одним глазом, и старалась изо всех сил не огорчаться. Митя вернулся в третьем часу ночи, оставив сумку с четырьмя парами форменной обуви где-то… в такси. Ну, или в телефонной будке – теперь уж какая разница!!!
Загс выглядел Дворцом правосудия. Даже мама бросила на него уважительный взгляд.
Прогулочный кораблик сломался. Глаз почти не открывался. Митя одолжил ботинки на размер меньше, не оценив вполне утраты: он считал, что, уж ладно, помучается за свою глупость несколько часов, поджав пальцы. Но, к сожалению, это было только началом другой, совсем не веселой истории: за разбазаривание государственного обмундирования, а заодно за тайные связи с гражданами ФРГ, с шурина сорвали погоны и уволили из армии, а насчет того, кому достались башмаки, по каким дорогам ходили и где окончили свою жизнь, можно фантазировать, как кому заблагорассудится…
Наш паровоз несся на всех парах – и я понимала, что я в нем – не машинист.
Ну и настал, наконец, день свадьбы. Я не могла надеть контактных линз, а про очки не могло быть и речи!!! Я никогда и не носила их, ужасных, только линзы. Но на всякий случай я спрятала очки в карман своего черного вечернего платья (вдруг потребуется что-нибудь рассмотреть!). Почему платье было черным? – спросите вы (все спрашивают). До сих пор пытаюсь вспомнить, почему я купила именно его, или подобрать к этому вразумительные объяснения. Но они не находятся.