– Зачем вы… зачем вы пришли без приглашения? – Это «зачем вы» я произнесла, не подумав, едва он задел меня, но тут же собралась и закончила фразу первым же вопросом, возникшем в моей голове.
Он молчал. Потом вдруг резким движением снова потянул ко мне руку. Я вся сжалась, а он тихо рассмеялся, не тронув меня:
– Ну ребенок!.. – и опустил руку. Он только пугал меня.
– Почему вы просто не попросили у меня? – Сказала я, вспыхнув и чуть осмелев. Мне необходимо было что-то говорить ему, это придавало мне сил.
– А что, – ехидно произнес он, вновь приближаясь ко мне и на этот раз поднимая мою голову за подбородок и заглядывая мне в глаза, – ты дашь мне все, что я захочу?
Так он смотрел мне в лицо какие-то доли секунды, а потом скинул сумку на пол, не отпуская меня. Выпал, звякнув, подсвечник. Наступила тишина.
– В доме есть еще кто-то? – Прошептал он.
Я помотала головой. Он держал меня за подбородок, и я не могла открыть рта, а движение он хотя бы заметил.
– Эх, знал бы, что тебя тут оставили, ни за что не пришел бы, – заговорил он громче. – А теперь, видно, судьба такая.
Он еще придвинулся ко мне. Я ощутила, как его огромное тело прижимается ко мне по всей площади, с ног до груди. А я не могла отклониться назад больше, чем он мне позволял, потому что он по-прежнему держал меня за подбородок.
Его глаза вдруг стали дикими, злыми, какими-то безумными. Он еще выше задрал мою голову и навалился на меня, до боли вжав меня в перила.
– А как же смысл жизни?! – Почти плача, пыталась говорить я. – Зачем же вы притворялись, рассказывали о тех людях и… и странах…
– Не волнуйся, детка, – шепнул он мне в ухо, а затем с шумом вдохнул воздух, словно обнюхивая меня, как добычу. – Следуя философии твоего друга, я искуплю свою вину.
Мой страх прошел так же внезапно, как появился. Мне вдруг стало обидно, что Пол и я, мы так глупо обманулись в этом человеке, что мы оба совсем не разбираемся в людях – так обидно, что слезы полились из моих глаз, а щеки покраснели. Я понимала, что он хочет сделать со мной и с нашим домом. Но ужас внезапно сменился гневом и жгучим презрением.
– Не бойся, девочка, – сказал Дарс, другой рукой вытирая мои слезы, а потом мокрым пальцем задевая мою дрожащую нижнюю губу. – Я не сделаю тебе больно, если ты никому ничего не скажешь. Когда вернутся твои родители? – И он медленно, глядя на мои губы, принялся расстегивать самую верхнюю пуговицу моего домашнего платья.