Закрывая глаза, я снова видел что-то огненно-красное, но оно не несло мне опасности, а словно защищало меня и жалело, как ласковые руки Мерлен. Всегда думал, что это мой Ангел-Хранитель, и мне почему-то становилось его жаль. Ведь быть Ангелом такого нехорошего мальчика, наверное, очень тяжело. Даже придумал молитву, начиналась она так: «Мой любимый Бог, который всё видит и знает, пожалей моего Ангела за то, что ему достался я. Он ни в чём не виноват. Не наказывай его, пожалуйста! А я постараюсь исправиться и буду послушным. Аминь.»
Всякий раз, когда меня преследовало чувство собственной вины, эта молитва приходила мне на помощь. Во-первых, она освобождала от ответственности, как я считал, моего бедного Ангела, а во-вторых, давала надежду мне, что я не так уж и безнадёжен, и, когда-нибудь, обязательно стану хорошим ребёнком.
Единственным человеком, кто не видел во мне недостатков, и никогда не ругал меня, была моя крёстная. Вот и в тот вечер она пришла, чтобы поздравить меня с началом учёбы, её подарки сделали меня самым счастливым на свете, это были карандаши, краски и альбом из белой дорогой бумаги – предел всех моих мечтаний! Весь вечер я её благодарил и целовал, никак не мог нарадоваться подаркам. Когда Мерлен ушла, и мне стало до глубины души тоскливо, я спрятал мои сокровища, оставив в руке только один графитный карандаш, совсем новенький и так вкусно пахнувший, стал что-то рисовать на старом листе газеты. Занятый своим увлекательным занятием, я «краем уха» услышал, как старшие сёстры перешёптывались между собой, что Мерлен меня балует, и это нехорошо, что никто, кроме неё, из наших знакомых, не может себе позволить делать такие подарки, а всё потому, что поговаривают, у неё богатые покровители, и женщина она не честная, а обычная куртизанка.
Тогда я бросился на них с кулаками и сказал, что они мне просто завидуют, а поэтому не любят Мерлен, за то, что она самая добрая и лучшая на свете, и любит меня больше всех. Я плакал и кричал, пока не пришла мать и не поставила меня в угол за шум и крики, за неуважение к старшим и непослушание. Стоять я должен был на коленях, пока не попрошу прощения у своих сестёр за плохое поведение и истерику.
– Эта женщина на него плохо влияет, мама, – холодным тоном заметила Жанна, старшая из моих сестёр, – она его балует дорогими подарками, а после этого наш братец устраивает нам истерики.