Зима 1759 года была суровой, и цыганам приходилось туго. Вот уже месяц на улицах Абвиля не таял снег, пряча под собой опасный и коварный слой льда. Водостоки обросли сосульками и сверкали бриллиантовой бахромой, а в бедных кварталах города каждый день поутру находили замерзших от холода.
Хорошо, что Бертенам, людям совсем небогатым, такая смерть не грозила. Отец семейства служил в коннополицейской страже, а его жена ходила по домам и ухаживала за больными, так что и они сами, и трое их детей были сыты. Старшая, Мари-Жанна, обычно ходила по утрам за хлебом и в этот день, повстречав смуглую старуху с посиневшими от холода руками, пожалела ее, отломила кусок и протянула ей.
Старая женщина удивилась, подняла глаза и увидела перед собой прехорошенькую девчушку лет пятнадцати с круглым свежим личиком, густыми пепельными волосами и синими глазами – настоящую северную красавицу. Простенькое шерстяное синее платье выглядело на ней нарядно, говоря о природном вкусе и изяществе. Старуха взяла из рук Мари-Жанны теплый кусок хлеба и сказала, что охотно предскажет ей судьбу. Чем другим могла отблагодарить девушку цыганка? Но старуха посулила ей не то, что обычно сулят гадалки девушкам: счастливое замужество и кучу здоровых ребятишек.
– У тебя, моя милая, – сказала ей старая цыганка, – будет много денег, будешь жить при королевском дворе, и за тобой будут носить шлейф.
Глаза у девчонки округлились. Много денег? Королевский двор? Она открыла рот, чтобы расспросить старуху поподробнее, но та уже торопливо шагала по заснеженной улице, прижимая к груди теплый хлеб. Внезапно женщина обернулась и крикнула:
– Не забудь! При королевском дворе!
Мари-Жанна, хоть и знала прекрасно, что не стоит верить словам цыганок, потому что они имеют дело с чертом, все же не могла уснуть всю ночь. И вторую ночь не спала. И третью… Но она была девушка разумная и размышляла во время бессонницы, как же может исполниться предсказание.