Только я собрался обработать гладкую, запрещённую для сладострастных утех моралистами-импотентами всех мастей и конфессий женскую область, грубо говоря, засандалить поглубже, приняв позу Лебедя, взбирающегося на Леду (см. «Мифы Древней Греции»), отшлифовать до блеска её гладкие молочные бёдра (но не как этот жлоб легар-дидроер, а с должным пиететом перед настоящей красавицей), как залаял Шарик, видимо, потеряв терпение, когда же его начнут лечить; я в этот миг вздрогнул и отпрянул от настроившейся получить реальное удовольствие девицы.
И вовремя: дверь кабинета распахнулась и в проёме выросла фигура врачихи – дамы весьма аппетитной конфигурации, имеющей в наличии и стройные, длинные ноги, и пышную тазобедренную часть женской красоты, и выпирающий из белого халата бюст приблизительно шестого размера, словно она и не была серьёзной дамой-врачом, а порноактрисой, собирающейся сниматься в ролике про медсестру и пациента, а за дверью приготовился режиссёр с видеокамерой… (Тут, если следовать логике, и мы с секретаршей подоспели для групповушки. В таком случае Шарик со своим отравлением желудка был вообще не при делах.)
– Что здесь происходит! – спросила она строгим голосом, сразу смягчившимся, когда заметила моё смущение и неловкую позу: я, впопыхах натянув джинсы, застёгивал зиппер.
– Да вот… – сказал я, пытаясь подавить смущение, – Шарик мазута нализался, говорит, точнее, всем своим видом показывает, что чувствует себя очень плохо: скулит, подвывает, горестно смотрит в глаза, мол, помогите, а то я в любую минуту могу копыта, то есть, лапы, откинуть, – объяснял я путано и сбивчиво, чтобы не заострять внимания врачихи на своём конфузе.
– Какое ещё отравление! – вскинулась было врачиха. – Тут такое ЧП районного масштаба! Главный умер! Сейчас народу набежит!
– Аф-аф-аф! – жалобно стал тявкать пёс, как будто подтверждая сказанное мной, что ему реально тяжело.
Секретарша в этот момент, пока я говорил и пока гавкал Шарик, успела прийти в себя: села, как полагается в таких случаях, оправила юбку и застегнула блузку. Вынула из сумочки косметику, зеркальце и начала наводить на подпорченное слезами лицо красивую, привычную и приятную для мужского глаза картинку.
Докторша осеклась, бросив взгляд на собаку, и, переключив внимание на секретаршу, добавила: