Утренняя звезда пробуждения вдохновения. И – утренняя звезда (тоже – утренняя), зовущая куда-то человека, уже итожащего жизнь на финишной прямой.
Шальная звезда (голубой лед), сияющая в какой-то неизмеримой дали и выси. И – шальная звезда, та, что совсем рядом, в нем самом, в поэте, его alter ego, страстная, горячая, она шепчет ему, требует, просит: «Начни всё сначала», соблазняет славой, богатством, любовью.
«Роняет свет высокий // вечерняя звезда». И – «железная звезда с лицом бурята иль монгола»… (Пророчество или предчувствие? – «Да, азиаты – мы, // С раскосыми и жадными очами».)
«Жизнь вывернута наизнанку». «Гримасничают зеркала». «С утра – метель, а к вечеру – пурга». «Окно замерзшее, трагический узор» (уже – не фламандский пейзаж). «Всю ночь звонят колокола». «Ветер с четырех сторон». «С ума сошла не только эта роща… я тоже медленно схожу с ума». «Стою себе, как обгоревший дом, // уже почти разрушенный ветрами… // Стою себе с обуглившимся ртом, угаданный бессмертными словами»…
А над тревожным, неустроенным миром (миром – вокруг, в себе) апокалиптический «Темный всадник сквозь звездное крошево // мчится вскачь от звезды до звезды»…
В стихотворении «Поэт» читаем: «и звезды строились в тюрьму».
Дано курсивом – цитата.
Строка принадлежит даровитому киевскому поэту, до срока (впрочем, кому ведомы сроки?) загубленному жизнью. Или – себя загубившему. (Как посмотреть.)
Цитата позволяет предположить, что стихотворение посвящено памяти ушедшего друга-поэта, что в образах его отзвучали реалии жизни и судьбы. Но посвящения нет, как нет в стихотворении никаких личностных черт, кроме этой цитаты. Цитата скрывает и вместе содержит и посвящение, и личность, сопрягает единичную судьбу поэта с той общей долей, поэтическую формулу которой запечатлел некогда узник Кюхельбекер: «Горька судьба поэтов всех племен; // Тяжеле всех судьба казнит Россию…»
Образ (облик) тюрьмы, сопутствующий судьбе поэта возникает и в восьмистишии – «А время старится, течет, струится…» Стихотворению предпослан эпиграф из Пастернака («А время шло, и старилось, и глохло…») – похоже, будто заявлена творческая перекличка на весьма свойственном Пастернаку пути темы и вариаций. Но стихотворение нежданно (характерное для нашего поэта соединение «двух алфавитов») поворачивает к очевидному отзвуку блоковской поэзии: «Тюрьма. Вокзал. Опять тюрьма. Больница»…