Надо объяснить, кто такая эта Революция мира. Нас в группе Нусинова работало несколько человек, и старший инженер Ревмира Ивановна играла роль лидера. Она была властной, непререкаемой в суждениях и неврастеничной особой перезрелого возраста. Надо сказать, именно такие дамы всегда испытывали почему-то ко мне необъяснимую неприязнь (или, по умному, психологическую несовместимость). Эта была первой в ряду многих других последующих.
В то утро блюститель дисциплины, называвшийся “комсомольский прожектор”, у дверей института засек ревмирино десятиминутное опоздание на работу, что сделало ее особенно злой и раздраженной. Отдышавшись от спешки и протерев платком очки, она вонзила их в сделанный мною вчера чертеж. Затем ее стекляшки свирепо сверкнули и бросили в меня колючие испепеляющие искры.
– Что за безобразие, что за халтура? – Заорала она во все горло. – Почему оголовок не вписан в местный рельеф? – Ее резкий пронзительный фальцет заревел на всю комнату, вызвав всеобщее любопытство. Коллеги, предвкушая спектакль, оторвались от своих столов и воззрились на меня. А Ревмира задохнулась от распиравшей ее злости: Тоже мне, художник нашелся фиговый, рисовальщик хреновый, в детский сад надо идти, книжки-раскраски малевать, раскрашивать. Такую подлянку подкинул. Кто теперь будет все это переделывать?
Пренебрегший правилами вписывания сооружений в горизонтали местности, я сидел красный, понурый, убитый. Что было говорить, что отвечать? Я, конечно, был виноват и я молчал, прилепив язык к нёбу. Ревмира, наверно, долго еще крыла бы меня последними словами, но Давид Львович ее остановил:
Ладно, ладно, Ревмира Ивановна, не нервничайте, – сказал он спокойно. – Ничего катастрофического пока не случилось. У нас до сдачи проекта есть еще время, Евгений поправит этот чертеж. Отдайте ему его прямо сейчас.
Я благодарно посмотрел на шефа, а Ревмира, с яростью швырнув мне на стол злополучный ватманский лист, уткнулась в свои бумаги.
На лестничной площадке, где только и разрешалось дымить сигаретами, мой приятель Игорь Кругляк, заметив мой опущенный нос, стал меня успокаивать:
– Не бери, Женька, в голову, – заметил он. – Того не стоит. А этой стерве, наверно, ночью не с кем было перепихнуться, вот она и бесится.
* * *
Водоканалпроектовский период моей профессиональной биографии отличился еще одним важным начинанием – моей первой деловой поездкой. Она состоялась в середине мая 1957 года и так точно запомнилась потому, что пришлась как раз на дедушкино-бабушкинскую Золотую свадьбу. И соответственно на мой четвертьвековый юбилей.