По дорогам России от Волги до Урала - страница 16

, оренбургские шали, бакинская нефть, астраханские кожи, туркестанский хлопок, сибирская пушнина… Более всего пользуются спросом сукно, шерсть, хлопок, металлы, меха и шелка, из русских товаров чаще покупают железо, чугун и нефть, заключают контракты на аренду речных судов, из импорта популярны чай (ежегодно его закупается в среднем на 55–60 млн франков), лекарства и краски (12–13 млн франков), продукция из Хивы и Бухары (12–13 млн франков), Персии (10–11 млн франков) и Европы (11–12 млн франков).

Лучшие лавки располагаются в здании губернской администрации[57], построенном в 1890 г. В нем находятся губернатор и ярмарочная контора, полиция, государственный банк, почта и телеграф, экспонируются удивительнейшие предметы роскоши, произведения художников и ювелиров, выигравших столько Гран-при на Всемирной выставке 1900 г.[58] Екатеринбургские золотых и серебряных дел мастера продают здесь изумительнейшие уральские камни – турмалины, топазы, изумруды и бериллы, персы торгуют бирюзой и аметистом, крупнейшие ткацкие фабрики Москвы представляют изящные ткани скромной расцветки, бухарские и ташкентские купцы – чудесные шелковые полотна, нередко ослепительно ярких цветов.

В 1900 г. я в качестве журналиста освещал русскую экспозицию на Всемирной выставке[59] и позже встретил нескольких ее участников на нижегородской ярмарке. Двое из них – самаркандский и бакинский торговцы – угощали меня ориентальными сигаретами[60] и приглашали отведать свои национальные блюда, зная, что я до них большой охотник. Любезность, с которой обхаживали меня в Нижнем Новгороде эти два купца, подтверждала, что в Париже они неплохо на мне заработали.

Про самаркандца я знал, что тот хитрит с бухгалтерией, а у бакинца мне в Париже пришлось покупать персидскую мануфактуру и ковры. Вопрос о цене заставил его надолго задуматься.

Нижний Новгород

– Триста рублей! – наконец выдавил он из себя.

Я в ответ предложил ему сто пятьдесят целковых, вызвав у продавца приступ негодования. Скрипя зубами, он попросил двести девяносто, но когда я молча направился к выходу, то скинул еще пятак. Однако я продолжал стоять на своем – сто пятьдесят, и точка! Продавец был вне себя от возмущения и наконец, предложил мне всякий раз добавлять к своему условию пять рублей, а он в ответ на столько же будет снижать свою цену, в результате мы постепенно сможем договориться. Я в свою очередь заявил, что приобрету эти вещи, только если цена на них будет реальной. Мы, как это принято на Востоке, спорили уже битый час, и когда он понял, что я сейчас уйду и больше не вернусь, то воскликнул: