Я глядела на неё с любопытством незнакомца. Хоть уважаемая вдова южных районов была старше дяди Джузеппе, она сумела сохранить, как принято выражаться в Италии: «bella figura>1». При этом она обладала неприметной наружностью: мелкие серые глаза и такие же серые волосы, гладко зачесанные в пучок, а нос выглядел слишком крупным на фоне аккуратного овала лица. Она получила прекрасное воспитание, и с годами её привычки лишь упрочили свои корни. Потому и впечатление производила суровое. Строгость голоса, присущая ей, останавливала неуместную откровенность собеседника, но мягкость черт лица, удрученного изобилием солнца, зачастую спасала положение.
В отличии от пышнотелой тёти Агостина Медичи выглядела утомленной, высохшей и сморщенной, как курага. Её тонкие губы, а также морщины, обтянувшие кожу густой сетью наглядности, служили намёком на скорую старость. Впавшие, будто Желоб Тонга, щеки её обнажали скулы, а за счёт уродливой худобы платье сидело на ней слишком свободно. Зная в какое болото, отнюдь не красящее женщину, тащит её время, она всячески старалась компенсировать невзрачность лица тяжелым слоем пудры. Без малейшей прозорливости в её темных глазах различалась злоба на всё насущное; и от колкого пронзительного взгляда хотелось спрятаться. Она вперила его в тетю Адалию, севшую за стол, и разговор поменял истоки.
– Уильям Кемелли уже приехал? – холодно спросила Агостина.
Тетя подняла на неё свои выцветшие благородные глаза.
– Нет, он будет только к вечеру. Похоже, поезд задерживается в пути.
– Слава пресвятой Мадонне! – Агостина Медичи совершила крестное знамение. – Нам удалось избежать отвратительного общества и неизбежного скандала!
За нерадивым диалогом двух старшин прослеживалось некое волнение, охватившее присутствующих. Глаза Каприс засверкали, и она силилась скрыть довольную улыбку, но едва ли. Летиция, напротив – была необычайно робкой, и после упоминания об Уильяме Кемелли взгляд её стал до предела смущённым. Тогда я не понимала, что живую реакцию готовых невест на выданье вызвал не синьор Уильям, а другой человек. Я старалась держаться непристрастной, но та атмосфера, что повисла в минуты ужина, натолкнула вопросом излиться наружу.
– Что плохого в обществе этого человека?
С высокомерием взирая на меня, Агостина сделала глоток сухого вина, но не удостоила меня ответом.