– И не спрашивай, Белла… – с открытым пренебрежением вымолвила тётя. – Мало кому приятно об этом вспоминать.
– Верно, Ада! – подхватила Агостина. – Говорят, Уильям вновь привезёт этого мерзкого дьявола!?
Её сухощавое лицо изобразило отвращение, а руки потянулись за салфеткой, уголками которой она промокнула манерно вытянутые губы. Летиция опечалилась, сильнее опуская голову, а Каприс вспыхнула глазами.
– Мама! Прошу, не говори так о нём!
– Не влезай, Каприс! – Агостина заимела оскорбленный вид. – Где твои манеры? Пожалуй, Европа вытрясла из тебя лучшие корни Италии!
В дверях появилась Тереза – чернокожая, пышная, точно взбитая перина, женщина в годах. Она была дочерью торговца полотном, замуж не вышла и работала одновременно на плантациях Гвидиче и дома синьора Кемелли бог знает сколько времени. К числу её прелестей любой бы отнёс широкую бесподобную улыбку: зубы ровные, крупные и белоснежные. Но я бы скорее подчеркнула момент, когда её мясистые щеки во время улыбки или разлитого смеха заслоняли разрез больших, на выкате, черных глаз. Она была немного прозаична, но очень мила в белых размашистых юбках и серой чалме.
Тетя Адалия любезно пригласила Терезу отобедать с нами. Но Тереза поставила блюдо поркетта>2 на стол со словами:
– Не желаю участвовать в балагане жалких сплетен. Вы снова судите бедного мальчика, а ведь он наполовину сирота!
– Его никто не судит, Тереза! – деликатно поправила тётя Адалия. – Поступки этого англичанина давно перешли все границы. Вспомни, в том году он испортил половину нашего урожая, когда его беспардонный конь пустился по виноградникам.
– Ничего удивительного, каков хозяин – таков конь! – добавила Агостина, порождая волну смеха, которой заразилась тётя, а Тереза, обиженно всплеснув руками, ретировалась на кухню. Когда смех перестал сотрясать столовую, и несколько минут все молча разделывались с поркеттой, с улицы вернулись дядя и Антонио, вдохновляя женщин снова говорить о богатом урожае винограда и благодати южной погоды.
После такой непонятной дискуссии во мне взыграло любопытство, способное подчинить себе любого пристрастного наблюдателя. Меня стало интересовать семейство Кемелли, и в продолжении дня я искала возможность расспросить Терезу о синьоре и его дьявольском спутнике. Когда мне все-таки удалось выгадать время наедине в просторах столовой комнаты, Терезу обуяло исступление.