Доктор Кох сказал:
– Аманда, ты можешь начинать, как только будешь готова. Если тебе что-то понадобится, я буду в соседней комнате. А Сара отправится на прогулку к озеру с Марчелло и Беатриче, и навестит вас вечером. Если у тебя закончатся истории, ты можешь читать рукопись Сары. Ночевать ты можешь остаться в больнице, у тебя будет отдельная комната; в конце зала расположена кухня, в которой ты можешь приготовить все, что тебе будет нужно. Чувствуй себя как дома.
Саре не хотелось расставаться с Клодом даже на минуту, но она согласилась, решив, что Аманде нужно побыть с Клодом наедине. Перед уходом она вручила ей листы, прошитые вручную красной веревочкой.
Аманда смотрела на Клода так, как смотрела бы тайна в себя, если бы могла.
На секунду она вообразила, что можно утонуть, если долго смотреть в его глаза. Утонуть и стать вместе с ним одним целым. Но что-то вынуждало её всплыть с пугающей, но желанной глубины, и поступить так, как просили Сара и доктор.
– Ты всегда учил меня не относиться к историям серьезно, о чем бы в них ни говорилось и что бы ни имелось в виду. Впрочем, это касалось не только историй, но и всего, что происходит в жизни. А теперь вот я сижу напротив тебя и для того, чтобы вернуть тебя к нормальной жизни, мне нужно рассказывать эти самые истории. Может быть, что-то стоящее и серьезное в них все-таки есть. Не знаю.
Я очень хорошо помню сказку, которую я постоянно просила тебя рассказывать. Она называлась «Принцесса и Жаба».
«Жила-была девочка с именем мальчика, которое лучше никому не знать. Она была не маленькая и не большая, не веселая и не грустная, не тёмная и не светлая.
Вообще-то она была как все дети – не особенной и не обычной девочкой. И родилась она просто-напросто. Вернее, просто так. Но, как обычно, всем казалось, что не просто так она родилась, и совсем не просто-напросто.
Как и все детишки с самого рождения, она была проклята бессмертной колдуньей, которую не звали, потому что не знали, как её зовут.
Её и видеть никто не видел, но она видела, отовсюду подглядывала за всеми. То так поглядит, то сяк. То оттуда, то отсюда. То косо посмотрит, а то напрямик.
Вообще-то проклятье этой колдуньи-подглядуньи не было злым, а добрым оно быть не могло, потому что ни одному проклятью не положено быть добрым. И нечего об этом в сказках долго размышлять.