Ранее, до того, как со мной приключилась эта история, такое безумие казалось бредом или тем скучным безумием, от которого приходиться лечиться.
Никогда бы не поверила, что самым ценным, что со мной произошло в жизни, окажется момент, когда всё, что я знала, осталось позади.
Но всё в пределах безумного. Я конечно припоминаю, как к тридцати годам я набросала приличных сценариев, сняла картину, собрала с неё, как говорится, то, что нормальному человеку нужно: деньги, популярность и уйму знакомств.
Страсть и её невменяемые подружки буквально выломали дверь и ворвались в мой дом, который, как оказалось, и был создан для таких гостей. Пять лет ненасытного перебирания всего, что принято желать; мужчины мои сырели и затухали, не было ни одного более-менее пристойного, чтобы разгореться и осветить этот всем осточертевший праздник, на котором было всё. И от этого он был самым пустым местом, которое только можно себе представить.
Я навела порядок в этом самом пустом месте, предоставила его только для себя. Cледующие несколько лет я искала выход; вернулась к работе над новой картиной, но картина не хотела показывать себя, с какой бы стороны я её не рассматривала.
В один прекрасный день в Вену прилетел мой друг, известный кинокритик Ирвин Януш, и предложил встретиться. Во время съёмок моего фильма он постоянно мешал мне, предлагал менять ход событий, уходить с протоптанных троп поближе к себе или подальше от себя. Делал какие-то ужасные зарисовки маленьким, наполовину сточенным карандашом на всём, что ему попадалось под руку – ему казалось, что рисунки помогут мне понять лучше. Мы встречались в одном особенном для нас кафе. Оно находилось почти на окраине города, в нем было мало посетителей, и наш любимый столик в правом углу у окна всегда пустовал, ожидая нашего прихода.
Когда я пришла в кафе, Ирвин уже был там, с присущей ему основательностью он будто покоился в своих размышлениях, глядя в окно на «стоячую» улицу. Мы её прозвали так, потому что по ней машины не ездили, а лишь стояли, припаркованные, будто однажды забытые своими хозяевами. Мимо них бродил огромных размеров краснолицый баклан, иногда он даже заглядывал в окно нашего кафе одним глазом, его узоры и причудливое строение становились для нас каждый раз новым вдохновением, которое прячет в себе обыденность, плотно запакованное в каждое пустяковое происшествие.