Фёдор Петрович занервничал.
– Ради всего святого, что случилось?
– Известно, что, – с деланным смешком, но без тени улыбки ответил, наконец, Фёдор Иванович и впервые взглянул на кузена. – Обчистили меня. Да как! Василий-то Семёнович шулером оказался первостатейным. Я тоже передёрнуть могу, но таких мастеров не видал. Настоящий бульдог!
Фёдор Иванович, верно, знал толк в карточных фокусах и трюках. Побеждал противников за игрой не только характером или знанием физиогномики, но и умением – как сам он говорил – собственною рукой исправить ошибку фортуны. Такие исправления иной раз приносили солидный куш.
В немногих словах Фёдор Иванович объяснил кузену, как подставные мелкие игроки, называемые шавками, под водительством своего главаря-бульдога устраивают игру таким образом, что попавшему к ним в зубы простачку нипочём не вырваться. И хоть на этот раз их жертвой был далеко не простачок, и хоть использовал Фёдор Иванович всё своё искусство, желая переломить игру, – один чёрт, остался в проигрыше.
– Фу-ты, – облегчённо вздохнул Фёдор Петрович и плюхнулся в кресло, – а я уж, было, глупости подумал… Проиграл-то много?
Тихий ответ Фёдора Ивановича огорошил кузена, и он переспросил:
– Сколько?!
Фёдор Иванович повторил, не повышая голоса, но с интересом глядя в лицо гостю. Фёдор Петрович побледнел.
– Погоди, – сказал он, – погоди! Это же целое состояние! И откуда же?.. И как же теперь ты?..
– А вот и посмотрим, – Фёдор Иванович отшвырнул погасшую трубку в угол и резко поднялся. – Поеду по знакомым. Платить требуют немедленно, до завтрашнего утра надо собрать, сколько записано.
– Я чем могу, – упавшим голосом произнёс кузен, – но ты же знаешь…
– Знаю, – оборвал его Фёдор Иванович, – поэтому тебя в расчёт не беру. Чай, найдутся в Петербурге желающие ссудить графа Толстого на первое время. А после поглядим, как повертится господин Огонь-Догановский. Уж я ему так не спущу, пусть не надеется! Будь он хоть сто раз Огонь, а в ледяное озеро Коцит я его ещё на этом свете поставлю… Стёпка, щучий сын! Подай умыться!
Фёдор Иванович прихорошился, и вскоре кузены, выпив на дорожку крепкого кофе, отправились объезжать знакомых: Фёдор Петрович вызвался в сопровождающие.
Куда бы они ни явились – везде им были рады и встречали с распростёртыми объятиями. Но стоило завести разговор о ссуде, энтузиазм хозяев улетучивался и радость угасала на глазах.