Меня охватила настоящая тревога. Ну, если у меня есть молоко, то
и младенец как бы теперь мой собственный. Я его не успела безмерно
полюбить, но какую-то ответственность все равно ощущала. Поэтому
наверх я поднималась очень быстро, совершенно не обращая внимания
на окрики хозяина.
Малыш спал в кроватке. И тетка тоже храпела в кресле возле окна.
Я огляделась и обнаружила полупустую бутылочку с соской рядом с
сыном. Схватила ее, открыла… и принялась трясти няньку за
плечи.
— Ты что ему дала? Ты вот это ему дала? — я ткнула ей под нос
бутылку. — Ты убить моего сына решила?
— Не ори, чего разоралась? Он голодный был.
— Так принесла бы мне!
— Ты работала. Вот и работай. А моя работа в том, чтобы младенец
не плакал!
— Тут молоко с вином! — взвизгнула я. — Алкоголь — грудному
младенцу? Рехнулась?
— А чего такого? Чтобы спал крепче.
— А молоко какое?
— Козье. Кипяченое. Не понимаю, что тебе не нравится?
Я готова была ее убить. И откуда только силы в этих тщедушных
ручонках взялись? Подняла ее с кресла, толкнула к дверям.
— Бабы, чего разорались? — раздался рык с лестницы.
— Фрол, твоя жена меня избила! — заголосила нянька.
— Она дала Августу вина! — так же громко крикнула я. — Это же яд
для детей! Алкоголь разрушает мозг и печень!
— Чего? — вылупилась на меня тетка. — Какой еще яд?
— Ты пьяных людей видел? — накинулась я на хозяина, совершенно
потеряв страх. — Они себя ведут разумно? Они не болеют? У них не
бывает разве последствий? А тут ребенок крошечный, много ли ему
надо? Хотите убить его? Или дурачком вырастить? Проще подушкой
придушить, меньше хлопот!
— Это правда, Марфа? Ты дала моему сыну вина? — хозяин перевел
тяжелый взгляд на тетку.
— Ну да. С козьим молоком.
— Лучше, чем материнское молоко, для младенца пищи нет, — снова
встряла я. — Недаром в богатых семьях не козьим молоком деток
пичкают, а кормилиц нанимают. А с козьего молока заворот кишок
может быть. У тебя что, дети запасные есть?
Я блефовала, но словно чуяла: правда на моей стороне.
— И много раз ты так поила моего сына?
— Всегда и поила. А эта дура только теперь заметила. Раньше она
не возникала.
— Так, — мужик побагровел, сделавшись еще страшнее, чем был. —
Марфа, вон пошла. Чтобы ноги твоей больше не видел. А ты, Илька…
Если с моим сыном что-то случится, имей в виду. Я тебя убью и тело
в речку сброшу. Скажу, что сама сбежала. Ясно?