– Отпустите меня! – слышу её тихий судорожный всхлип, больше похожий на скулёж. – Не надо, пожалуйста! Егор Васильевич...
Девчонка захлёбывается не то соплями, не то слезами, так что мне приходится развернуть её к себе лицом. Ебать ревущую тёлку мне не очень-то улыбалось.
Натыкаюсь на полные слёз испуганные глаза, и меня передёргивает.
– В чём дело? – рычу ей в лицо.
Встряхиваю легонько за плечи, чтобы в себя пришла. Евгения продолжает беззвучно всхлипывать, трясясь всем телом.
– Чего ревёшь, дура? – ещё больше накаляюсь я. – Договорились же? Считай, кастинг в стриптиз без очереди прошла. Я тебе одолжение сделал, идиотка!
– В какой стриптиз? – снова пытается меня оттолкнуть, натягивая трусы обратно на задницу. – Я уборщицей хотела устроиться или посудомойкой. Вы больной, что ли?
Кровь давно отлила от мозга, собравшись на кончике члена, поэтому соображал я туго. Слёзы Евгении не были поддельными – вот что меня тормозило. Всё, что я понял из её лепета – наш страстный перепихончик уплывал от меня, как корабль в море. Девушка запахнула блузку на груди, спрятав от меня свои сладкие сисечки, за которые я мечтал ухватиться обеими руками, и меня это окончательно взбесило.
– Ты что несёшь? Какой посудомойкой с такой жопой? – сквозь зубы процедил я ей в лицо.
– Отпустите меня, – продолжила умолять Евгения. – Я ещё никогда... Я девственница! Я всё Маше расскажу!
– Вот же блядство! – смачно выругался Егор Васильевич.
Он убрал от меня руки и теперь судорожно застёгивал ширинку и ремень на брюках. Делал это второпях, будто вор, которого вот-вот застанут на месте преступления. Я стояла не жива, не мертва, боясь пошевелиться.
То, что произошло только что со мной, не укладывалось в моей голове, не поддавалось никакому логическому объяснению. Егор Васильевич сошёл с ума, не иначе.
В самом ужасном кошмаре я представить не могла, что он сотворит такое!
Со мной!
Я и без того его боялась до чёртиков, а теперь даже посмотреть на него было жутко. Запахнув на груди порванную им блузку, я судорожно решала, что делать дальше. Как быть?
Но у меня будто мозг отрубило. Я только могла плакать и трястись, больше ничего.
– Так! – решительно обратился ко мне Егор Васильевич, заставив вздрогнуть. – Ты сейчас успокоишься, и мы поговорим! Хорошо?