Однако гильотина не понадобилась. Помощь пришла
неожиданно. Еще один звонок в дверь, и я снова подорвалась, теперь уже с
резвостью молодого кабанчика. Моментально забыв, что случилось, я решила, что
это Платон. Ну теперь-то точно больше некому!
– Привет! – причина моего
позорного позора стояла на темной лестничной площадке и освещала ее ярче
лампочки Ильича своей голливудской улыбкой. – Я войду?!
Пользуясь тем, что я потеряла дар
речи, он просто взял и задвинул меня в комнату.
– Я знал, что сегодня ты будешь
просить, чтоб тебя убили, поэтому принес таблетку жизни и живой воды. И немного
витаминов.
– Ты как?! – я много чего
хотела вложить в этот вопрос, но Вадим понял главное.
– Адрес запомнил, когда только
познакомились. Я ж вас подвозил. А вчера мы с Диной заносили твое безучастное
ко всему тело в квартиру.
Вадим потряс пакетом, в котором,
спасибо, не звякало стекло. Иначе я б подумала, что он принес алкоголь на
опохмель.
Вадим уверенно прошел на кухню,
поставил на стол две пачки сока: апельсинового и томатного. Вынул из пакета
парочку ароматных манго и упаковку киви.
– Это, чтоб ты не умерла от
обезвоживания. Есть все равно не захочешь, я думаю. А фрукты в самый раз. И вот
лекарство.
Он бросил в стакан с водой какую-то
большую таблетку, которая с позитивным шипением начала растворяться. Я
завороженно наблюдала за бодрыми пузырьками, отключив мозг. Это точно не со
мной. Сейчас откроется дверь, войдет разбитная девица и, хлопнув меня по
ладони, скажет:
– Ну что, подруга! Славно
провели время! Давай назад меняться телами!
Другого объяснения просто не нахожу.
Но девица все не приходила, а я продолжала чувствовать себя фаршем, готовым к
прожарке и в теле, совершившем преступление против себя самой.
– Выпей, малышка, сразу станет
легче.
Щеки мои, хоть я и была в
замороженном состоянии, начали медленно, но неотвратимо краснеть. Больше всего
на свете я хотела провалиться сквозь землю, потому что было невыносимо стыдно.
Но Вадим вел себя так естественно, будто был моим старым детсадовским другом, с
которым на соседних горшках сидели. И главное, глядя на него, нельзя было и
подумать, что мы с ним занимались непотребством. Ни сальных взглядов, ни
скользких улыбочек, ни снисходительных прищуренных взглядов.