Данил смотрит прямо на мою грудь. Я это понимаю, когда глаза вскидываю. Они у него голубые или серые, так и не разглядела. Но сейчас кажутся темнее. Я чувствую запах его кожи — мужской, терпкий, приправленный душным южным солнцем и физической работой.
Мы какие-то оба первобытные: весь день провели вместе, делили воду, выживали.
Вдвоем, спрятанные от мира и проблем. А он ведь ни одного намека, ни одного взгляда себе не позволил лишнего. Накормил, напоил, не трогал. Безопасность вновь окутывает теплым коконом, впитывается в кожу, лелеет. Внезапная мысль, что этот мужчина мне не отец, пронзает насквозь. Он лучше.
Ощущение безопасности внутри растет, копится, зреет, а потом, когда Данил чуть голову набок склоняет, прищуривается, когда шаг вперед делает, — взрывается жаждой. Дикой, иссушающей. Кожу простреливает. Я хочу его.
Тоже делаю шаг вперед. Между нашими телами десяток сантиметров, я хватаюсь за его плечи — горячие, твердые. Мы оба тянемся, наши губы почти касаются за секунду до того, как Данил резко отворачивается. И тяжелой поступью идет в сторону рюкзаков. Я не удерживаю. Растерянно прижимаю руки к груди. Туда, где сердце молотит под ребрами и под майкой мокрой, очерчивающей грудь и торчащие соски.
Убираю волосы за уши.
— Пятнадцать, блть, лет, — доносится до меня бурчание. — Охренеть можно! — ругается он себе под нос.
Я оборачиваюсь и с улыбкой смотрю на него. Хмурые, злые с виду мужики — те еще добряки внутри.
— Что ты там бормочешь, Колхозник? — кричу я, наблюдая, как Данил поспешно, словно напуганно натягивает майку и начинает собирать вещи.
— Баллончик свой всегда носи с собой, — отвечает он. — А лучше травмат.
— А у меня нету, — говорю с вызовом.
— Отчим-мент не подарит? — Данил не смотрит на меня.
Я чувствую себя самой красивой.
— Дождешься от него! Менты, они только постфактум работают. Не знаешь, что ли?
— Тогда я тебе подарю.
— А пользоваться научишь?
— Собирайся. Нам еще километр в гору шпарить, и хорошо бы до машины засветло добраться.
— Иду! — отзываюсь я весело.
Если бы он знал точно, что мне восемнадцать с половиной, наверное, мы бы уже трахались. Эта мысль не греет. Она взрывает петардами.
Ни за что нельзя ему признаваться! Я, конечно, не принцесса, но лишиться невинности с едва знакомым хуторским работягой на каменистом берегу озера — совсем не то, о чём я мечтала.