– Не припомню закона, воспрещающего травмированному самому решать – приемлет он подобное или нет, – парировал Альпин. – Да прекратите уже лицемерить! По лицу вижу – боитесь последствий из–за гентского зелья! Так я уже проконсультировался с отцом! Он уверяет – одно другому не мешает. Тем более я предложил щадящий вариант! Не скоростной – за часы, а растянутый аж на несколько дней!
Ненадолго за дверью воцарилось беззвучие. Так и слышала зубодробительный скрежет шестеренок в голове врача, переваривавшего прозорливость собеседника. Вот вам! Знайте наших!
Ната! Какие там наши?! Ихние! Забыла, кто такой Альпин? Но почему–то все мое нутро противилось увещеваниям, что Ледлей чужой. Быстро же вампирюга изловчился влезть к тебе в душу, Велес! Попробуй теперь выковыряй! Что–то подсказывает, операция выдастся кровавой, болезненной и не оправдает усилий. Впервые за многие годы посторонний мужчина, с которым и на тройку–четверку свиданий не сходила, ощущался настолько близким, почти родным.
Родной человек звучит. Родной ледяной, родной вампир… Дикость–то какая!
– Ната! Мы к тебе с вопросом! – я дернулась в усилии прикрыть одеялом светло–зеленое больничное рубище, громко именуемое «ночной рубашкой». Ну да, рубашка… Генрих четвертый для покаянных процессий по Парижу и то краше рядился.
В палату ворвался ураган–Альпин. Вот как этому гаду удается неизменно выглядеть, словно неделю отсыпался по десять часов, сходил в спортзал раз пять, не меньше, в косметологическом салоне и спа вообще прописался.
Разве только расовая особенность – бледность – не красила Ледлея. Серые глаза отливали голубым, белая рубаха с кружевными манжетами и воротом здорово подчеркивала мускулистую грудь, преотлично заметную в вырезе. Черные кожаные штаны и высокие сапоги дополняли облик благородного разбойника, от одного взгляда которого женщины падали и сами собой укладывались в штабеля.
Врач, соседствующий с ним, выглядел ну совсем невзрачненьким. Крепко сбитый, почти без животика, нос с горбинкой, глубоко посаженные глаза – ни дать ни взять индюк рядом с соколом. Впечатление дополнял низкий рост эскулапа, едва достававшего Альпину до плеча, и небольшая сутулость рядом с шикарной осанкой Ледлея – короли обзавидуются. Разве что смуглая, румяная кожа врача давала фору бледной вампирской. Пыщущему здоровьем лицу эскулапа не придавал болезненности даже зеленый халат, из–под которого торчал до невозможности накрахмаленный ворот белоснежной рубашки. Казалось, согни его посильнее – с хрустом сломается, подобно сухому печенью.