Эффлер, несшийся по замку с максимальной скоростью двухтысячелетнего вампира, резко затормозил, чуть не наткнувшись на маленькую ладошку Деи.
Ему хватило нескольких секунд, чтобы оглядеть ведьму с ног до головы. Отметить, что каштановые волосы заплетены в небрежную косу. Вместо зеленоватого рубища на первородной свободные холщевые брюки и футболка, открывающая глазу соблазнительные округлости грудей.
Ножки ведьмы, размеру которых позавидовала бы и Золушка были в чем-то вроде сандалий на плоской подошве.
Эффлер с вампирским зрением неизменно злорадно замечал – сколько у женщин на лице прыщей. Почему-то это его особенно смешило, когда под толстым слоем грима было четко заметно – насколько несовершенна кожа. Лицо Деи, хотя и не было идеально гладким, но выглядело чистым и очень бледным. Однако, это была та самая фарфоровая бледность, которую воспевали в средние века романисты и поэты.
- Черт вас возьми, мертвяки! – Дея не стеснялась в выражениях, - Я не могу пройти в обещанный мне подвал! А я должна разметить места для ворожбы и начертать пару защитных символов!
Неожиданно для себя Эффлер оказался в плену новых ощущений. Ему вдруг стало неловко оттого, что не предупредил ведьму: мол, в казематы можно попасть только через замок. Впервые в жизни громила-германец жутко захотел начать оправдываться, но Дея резким жестом заставила слова застыть в глотке Эффлера.
- Не надо лишних слов! Чем меньше мы общаемся, тем лучше для всех. Покажи путь и дальше я сама.
- Без меня не найдешь, - с нарочитым вызовом в голосе выпалил Эффлер. Да что ж это такое-то! Плевать бы на чародейку, сама бы рыскала по лабиринтам средневекового дворца. Нет же, желание показать и помочь заслонило все доводы гордости.
- Тогда веди, чертов мертвяк, да побыстрее! Не хочу долго лицезреть твою противную морду! - в голосе Деи явно сквозило пренебрежение, о котором упоминал Гервасий, вперемежку с вызовом.
Подобные оскорбления Эффлеру доводилось слышать не часто и обычно они вызывали у громилы-германца максимум снисходительную усмешку. Да и то крайне редко… Как правило второй Мессер просто вырывал нахалу глотку, не испытывая при этом ничего, кроме слабого злорадства.
Но не сейчас… Казалось, Эффлера окатили расплавленным серебром и продолжали поливать, не давая ожогам зарубцеваться. Громиле-германцу было настолько не по себе, что его аж передернуло. Не помня себя от какой-то нелепой и совершенно не свойственной ему обиды, Эффлер схватил ведьму и прижал к гобелену, покрывавшему длинную стену замка. Почти не соображая, громила-германец ощутил, как желание мгновенно сконцентрировалось в одной точке. По коже будто стая красных муравьев бегала, непрерывно кусаясь, ноги стали ватными, а в голову ударил такой хмель, точно вновь в своем племени и упился вином до полуотключки.