— Холмогоров Макар, — вздохнула Зойка, поправляя ремень сумки на плече. — Говорят, его отец в девяностых возглавлял ОПГ, а в двухтысячных отмылся и занялся благотворительность. Организовал какой-то фонд помощи уволенным военным, проходивших службу в горячих точках. А по факту, бродят слухи, что набирает в охранные агентства отморозков, привыкших убивать.
— Говорять, что кур доять, — передразнила её, ловя мимолётный взгляд обсуждаемого объекта. Тот незаинтересованно проскользнул по мне и вернулся к более интересному делу. — Про тебя тоже сплетничают, что ты ноги раздвигаешь по щелчку пальцев, а по факту?
— Молчи, дура, — ощетинилась Зоя, крутя головой по сторонам и сканируя пространство. Конечно, кому хочется прослыть среди сокурсников как ни разу не целованная девственница в почти двадцатник. — Прокричи ещё какого цвета у меня трусы.
— А чего кричать? Либо голубой, либо розовый хлопок в мелкий цветочек, — мстительно прошептала, склонившись к её уху. — Других ты не носишь.
— Они удобные, — нравоучительным голосом своей мамаши проговорила Зойка. Её родители ударились в религию, совсем затюкав своей моралью дочь. — И жопа их не пожирает, — добавила, лыбясь. — Терпеть не могу, когда руки так и норовят залезть туда, чтобы оттянуть сжёванный материал.
— Фу, Зоя, — сморщила нос, перехватывая сумку и поворачиваясь к спешащему преподавателю. — И где ты только нахваталась таких похабных выражений. Явно не дома.
— Ну, в моём доме кроме молитв и хвалебных песнопений ничего не подхватишь. В холодильнике кроме святой воды и свечей сложно что-либо найти. У меня ощущение, что я вся пропахла ладаном. Открываю дверь, и словно в церковь попала. Жду не дождусь, когда отучусь, устроюсь на работу и съеду от родителей.
— Зачем так долго ждать? — напоследок глянула на «каравай» и двинулась за Геннадием Аркадьевичем в аудиторию. — Можешь как Жарова выйти замуж и съехать к супругу.
— Ага. И просрать два года обучения, родив сначала одного, а следом ещё двух, — в своей манере ответила Зоя, двигаясь следом.
Лекцию мы слушали в четыре уха, боясь пропустить хоть слово, потому что наш крокодил Гена драл на зачётах три шкуры. Обычно на его парах слышны были лишь стройное сопение и не менее стройный скрёб ручек.
Дальше мы перемещались ещё по трём аудиториям, находящимся на разных этажах, и каждый раз в поле моего зрения попадал Холмогоров Макар со своей как будто прилипшей компанией. Я, конечно, не была шибко мнительной и не считала себя пупом Земли, но почему-то меня не оставляла навязчивая мысль, что «каравай» преследует нас и специально мозолит глаза.