Никифоров сидел на траве, больше
удивлённый, что подобная дрянь произошла именно с ним, чем
страдающий. Он ругался на своём мелодичном, немного протяжном языке
и я, давно трущийся рядом с этим народом, понимал их некоторые
ёмкие ругательства. Поминалась мать Птиц, все драные под юбку
дочери Осеннего костра и прочее-прочее-прочее.
Его лицо с правой стороны
деформировалось из-за странного лилового отёка, глаз таращился,
вот-вот готовясь выскочить из орбиты.
— Даже не думай! — сказал он мне,
когда я присел на корточки, изучая его вздутую рожу, словно
скульптор работу начинающего ученика — можно ли что-то отсечь и
исправить или проще сразу махнуть рукой?
— Заткнись! — посоветовал ему
Болохов. — Оно через час сожрет твой мозг, точно спелое яблоко. И
ты доставишь кучу проблем, когда нам придется укокошивать то, что
осталось.
— Полудурок, дери тебя совы, —
процедил я сквозь зубы. — Я же сказал намазать лица. Неужели столь
сложно было прислушаться?
Никифоров лишь ругнулся еще сильнее,
но как-то сдался, принимая неизбежное, когда Громила опустил
тяжеленные ладони ему на плечи.
Если кого-нибудь надо подержать, как
Колченогого или вот сейчас Никифорова, зовут Громилу. Иногда я
думаю, кого придётся звать, чтобы удержать Громилу, если случится
такая неприятность? В одиночку с ним справится только Толстая
Мамочка.
Росс проявил беспечность и натёр
мазью не всё лицо. Где-то пропустил кусочек, и на Прудах его
цапнуло одно из тысяч витавших там насекомых.
Экая ерунда. Подумаешь какой-то
«комар». Но вот прошел час, и место укуса ничуть не напоминало
комариный.
Я достаточно понимаю в ранах, чтобы
заниматься этим пока нахожусь вместе с «Соломенными плащами». Но
большинство светил медицины Айурэ, увидев мои хирургические потуги,
бились бы в припадке на полу публичной прозекторской. Когда меня
нет с отрядом — за такую работу ответственен Бальд, который сейчас
выступает моим помощником. Но Бальд ещё больший коновал, чем ваш
покорный слуга, просидевший в университете не полный курс
медицины.
— Глаз ты потерял, — я сразу
«обнадёжил» росса. Любая беспечность и небрежность наказуема.
Он негромко простонал что-то
совершенно жалобное.
— Но сохранишь голову, если успеем.
Так что хватит тянуть, мы сейчас соревнуемся наперегонки с
личинкой. Давай. Соберись, если хочешь жить!