Здесь солнца нет, и водятся здесь
только
Сова ночная да зловещий ворон.
И, показав мне этот гнусный ров,
Они сказали, что глухою ночью
Здесь тысячи злых духов, змей шипящих,
Раздутых жаб и тысячи ежей
Такой нестройный, страшный крик поднимут,
Что каждый смертный, услыхав его,
Сойдет с ума вдруг иль умрет внезапно.
У. Шекспир. «Тит
Андроник»[1].
— Гадость какая! — Рево скривил
морщинистое, неприятное лицо, отставляя в сторону только что
опустевшую, девятую по счету рюмку. Язык у него уже заплетался. —
Водка — это дрянь. Только россы ее могут пить.
Калеви, сидевший напротив лучшего
друга и коллеги, съежился и его плешивая голова под белым париком
тут же вспотела. «Берёза» была росским заведением, здесь подавали
росский алкоголь и еду, сюда приходили россы, они сидели за
столами, ужинали, веселились и… было довольно необдуманно хаять их
любимый напиток. Все равно, что залезть в гнилую нору к спящему
жеребёнку, тыкать его в бок острой палкой и ожидать, что выберешься
обратно целым.
Дери Рево совы, если он из-за
выпитого не понимает таких элементарных вещей!
Калеви Той был от природы робким,
нерешительным человеком, который не терпел конфликты. За всю долгую
жизнь невысокий толстоватый ботаник ни разу не дрался и не хотел
получать новый опыт в шестьдесят. Пусть россы люди внешне холодные
и суровые, но внутри у них ещё то пламя... Так что Калеви опасливо
посмотрел по сторонам, блеснув пенсне. Но из-за гомона и смеха
слова Рево расслышали только за их столом.
— Ты как наберешься, тебе сразу свет
не мил, — проворчал сидевший напротив Танбаум — тощий, рыжеватый, с
аккуратными усиками над толстой, растрескавшейся губой. Он был
занудой и педантом. Все делал обстоятельно, с оглядкой, никуда не
спеша, чем часто раздражал Калеви во время работы. — И это вишневая
настойка на водке, а не водка. Будь точен к формулировкам.
Рево фыркнул с презрением и собрал
разбегающиеся глаза:
— Слишком сладко. И крепко. Надо было
идти в «Морскую деву», там хороший ром. А, Калеви?
Калеви осторожно пригубил из кружки
уже порядком нагревшегося пива. Оставалось больше половины, он
мучал его слишком долго, терзаясь сразу от нескольких эмоций:
обиды, разочарования и апатичной усталой грусти.
Было с чего.
Утро обещало прекрасный день. Он ждал
его двенадцать лет и, отправившись в университет Айбенцвайга,
оделся подобающим образом: напудренный парик, треуголка,
кюлоты
